юридическая процедура
ЮРИДИ́ЧЕСКАЯ ПРОЦЕДУ́РА в раввинских судах. Наряду с правилами, устанавливающими структуру и полномочия судебных органов (см. Бет-дин), Талмуд и позднейшая раввинистическая литература содержат законы, регулирующие юридическую процедуру как гражданского, так и уголовного судопроизводства (см. Право еврейское).
Гражданский суд заседал в составе трех судей, которые облачались в особые мантии. Судебное заседание начиналось ранним утром и обычно продолжалось шесть часов до наступления обеденного времени (Шаб. 10а). Изначально заседание суда не прерывалось даже для молитвы, однако позднее закон был изменен, и перерывы для молитвы были разрешены (Ш. Ар. ХМ. 5:4). В субботу и праздники суд не заседал, поскольку в эти дни нельзя вести записи. В пятницу и в предпраздничное утро суд заседал только в случае исключительной срочности дела, однако неявка вызванных в суд в такие дни не подлежала наказанию (Ш. Ар. ХМ. 5:2); в хол ха-мо‘эд судебные сессии были разрешены (МК. 14б).
Любой человек — как мужчина, так и женщина — мог предстать перед судом в качестве истца или ответчика, причем тяжущиеся стороны должны были представлять себя сами. Исключение составляли несовершеннолетние, глухонемые и лунатики, которых должны были представлять перед судом их попечители, однако и в этом случае тяжущиеся должны были лично присутствовать на разбирательстве, чтобы судьи могли составить впечатление о них; решение суда считалось обязательным, только если оно было в пользу таких лиц (Гит. 52а). Для женщин-ответчиц, которым скромность не позволяла появляться перед широкой публикой, было сделано исключение: женщина могла дать показания у себя дома перед судебным писцом. Неевреи — как истцы, так и ответчики — могли требовать, чтобы их судили по их, а не по еврейскому законодательству (Майм. Яд. 10:12). Коллективный иск мог быть представлен совместно группой истцов или каждым из них в отдельности. В случае коллективной ответственности каждому ответчику мог быть предъявлен иск только на его часть долга, если на нем не лежала прямая или косвенная ответственность (например, при коммерческом партнерстве) за весь долг.
Относительно места подачи иска общий принцип гласил, что истец «следует за ответчиком», то есть иск должен быть подан в суд в том месте, где находится ответчик. Если истец находит ответчика в месте, где происходит заседание суда, он может немедленно подать иск в этот суд. Во многих странах древнее правило, согласно которому любая из тяжущихся сторон может потребовать, чтобы дело слушалось в Великом Синедрионе, было истолковано как право истца требовать от ответчика, чтобы иск рассматривался более авторитетным судом, нежели суд того места, где проживает ответчик (Санх. 31б, а также в других местах).
Чтобы ответчик не мог заранее заготовить ответы, от истца не требовалось сообщать подробности иска до начала заседания (ББ. 31а). Получив иск, суд вызывал ответчика (МК. 16а, а также в других местах). Он извещался в устной форме судебным чиновником, или же этот чиновник вручал ответчику повестку, которая должна была содержать имя истца и точное время слушания дела, а также альтернативные даты слушания. Если ответчик не мог явиться в суд в указанное время, он был обязан прибыть на следующее установленное заседание. В повестке указывалось, что в случае неявки в суд на ответчика будет наложен херем. Если по какой-либо уважительной причине ответчик не мог предстать перед судом в назначенное время, он должен был прислать суду свои извинения и просить об отсрочке слушания дела. Если ответчик не являлся на судебное заседание и не присылал извинения, суд выносил особое постановление — птиха (буквально `открытие`, `начало`); если в течение недели со дня вынесения этого постановления ответчик не являлся в суд и не оплачивал издержки, связанные с открытием дела, на него налагался херем. Суд не имел права выносить решения по иску в отсутствие ответчика, если только правота иска не была очевидна, например, в случае, если истец мог представить заверенную свидетелями долговую расписку ответчика (БК. 12б, а также в других местах). Суд мог вынести решение также в случае, если ответчик отправился в длительную поездку (более тридцати дней) во избежание того, чтобы «всякий мог бы взять чужие деньги и уехать в отдаленные места и поселиться там, а кредиторы были бы лишены всякой возможности востребовать свои деньги» (Майм. Яд. 13:1).
Требование выслушивать «как малого, так и великого» (Втор. 1:17) было истолковано как запрещение отдавать предпочтение большим искам в ущерб малым (Санх. 8а, и др.): иск, поданный первым, следует рассматривать первым вне всякой связи с его величиной. Из этого правила, однако, есть несколько исключений. Преимущество должно быть дано иску ученого, чтобы не отрывать его надолго от занятий (Нед. 62а), однако иск сироты и вдовы следует рассматривать перед иском ученого, потому что разбор их жалоб — подлинный акт справедливости (Ис. 1:17); если одна из тяжущихся сторон — женщина, дело также следует заслушать раньше других, чтобы не заставлять ее ждать в суде (Иев. 100а).
Когда тяжущиеся стороны предстают перед судом, суд должен сначала предложить им уладить тяжбу путем товарищеского соглашения (Санх. 6б). Если стороны не готовы к компромиссу, суд должен спросить тяжущихся, настаивают ли они на юридической процедуре в соответствии с законом или же готовы наделить суд полномочием решить дело между ними путем компромисса (Майм. Яд. 22:4, а также в других местах), причем суду вменяется в обязанность сделать все возможное, чтобы убедить тяжущиеся стороны согласиться на компромисс.
Тяжущиеся стороны и свидетели должны стоять перед судьями и могут сесть только с разрешения суда (Майм. Яд. 21:3). Однако Маймонид выражает недовольство тем, что в послеталмудическую эпоху суды позволяют тяжущимся и свидетелям сидеть в ходе судебного разбирательства (Майм. Яд. 21:5). Если один из тяжущихся был одет богаче другого, его следовало обязать одеться так же, как и его оппонент, прежде чем ему будет разрешено выступить перед судом, либо суд должен был заверить более бедно одетого в том, что богатая одежда не оказывает на решение судей никакого влияния.
Библейское требование «по правде суди ближнего твоего» (Лев. 19:15) было истолковано как требование равенства тяжущихся перед судом (Шви. 30а, а также в других местах). В частности, обе стороны должны быть выслушаны в равной мере, обеим должно быть дано одинаковое время, обе стороны должны присутствовать при юридической процедуре (Шву. 31а, Санх. 7б, а также в других местах; см. выше); в случае, когда перед судом предстают несколько истцов и один ответчик или наоборот, суд предлагает им выбрать одного выступающего от их имени, чтобы соблюсти равную пропорцию между тяжущимися сторонами. Библейское предостережение против снисхождения к нищему и угодничества перед богатым (Лев. 19:15; ср. Исх. 23:3) было истолковано следующим образом: «Судья не должен сочувствовать бедняку, говоря «этот человек лишен всего, а его соперник богат, так почему бы не помочь бедняку?..». Судья также не должен быть лицеприятен и к богатому: когда перед ним предстают знатный богач и невежественный бедняк, судье нельзя приветствовать знатного и оказывать ему какие-либо почести, чтобы не смутить его соперника-бедняка... А когда перед судьей предстают двое — добродетельный и дурной, судье не следует говорить, что один — преступник и, по всей вероятности, лжет, а другой — достойный человек и будет говорить только правду» (Тур. ХМ. 17:10).
Как правило, тяжущиеся должны были лично представить свои доводы на суде, однако, если обе стороны хотели этого, они могли подавать их в письменной форме, но в таком случае уже не могли отказаться от своих заявлений. Суды нередко настаивали на письменных показаниях, чтобы лишить стороны возможности беспрестанно менять свою позицию. Стоимость записи показаний, которые либо диктовались судебному писцу, либо заносились в заранее заготовленный бланк, делилась поровну между сторонами (ББ. 10:4; 168а). Судьям возбранялось в какой бы то ни было форме подсказывать тяжущимся, как аргументировать свою позицию (Авот 1:8; Майм. Яд. 21:10, а также в других местах), однако судьям предписывалось «открывать уста за безгласного» (Пр. 31:8), то есть помогать тяжущимся, которые затрудняются выразить свою мысль — в первую очередь сиротам и умственно отсталым людям, — сформулировать доводы (Майм. Яд. 21:11, а также в других местах).
В гражданской юридической процедуре обязанность доказательства лежала на истце. Это правило основывалось на презумпции, согласно которой ответчик считается правомочным владельцем той или иной собственности, если не доказано обратное. Однако, если ответчик не утверждает своего исключительного права на владение, то обязанность доказательства переходит к нему, поскольку в этом случае он должен подтвердить свои права.
Если дело не могло быть решено на основании заявлений тяжущихся сторон и требовало свидетельств, в день судебного слушания истец и ответчик должны были подготовить необходимые документы и привести свидетелей. Тем не менее суд мог дать им отсрочку до тридцати дней для сбора всех необходимых свидетельств (Санх. 3:8; БК. 112б, а также в других местах). Мнения расходились относительно вопроса, как следует действовать судьям в случае, если тяжущиеся стороны не смогли предоставить свидетельства в установленный срок (Санх. 3:8), однако в конце концов возобладало мнение, что суду не следует предоставлять тяжущимся дополнительную отсрочку (за исключением случая, когда известно, что свидетель находится на расстоянии более 30 дней пути от места, где происходит суд). Судебное решение могло быть пересмотрено и аннулировано в случае, если позднее суду предоставлялись новые свидетельские показания или документы. Если один из тяжущихся заявлял в суде, что не существует свидетелей или документов, подтверждающих его правоту, впоследствии ему не разрешали представить таковые, поскольку в этом случае возникало подозрение, что свидетельства сфабрикованы (Майм. Яд. 7:7, 8, а также в других местах). Если один из тяжущихся заявлял, что необходимые свидетели или документы существуют, однако он не может найти их, суд делал публичное заявление, угрожавшее наложением херема на всякого, кто воздерживается от дачи свидетельских показаний. Перед дачей показаний суд предупреждал свидетеля о последствиях клятвопреступления и о моральной порочности такого поступка (Майм. Яд. 17:2, а также в других местах).
Заслушав обоих тяжущихся и их свидетелей, судьи совещались друг с другом, причем, согласно талмудической традиции, ученикам судей разрешалось не только присутствовать на совещании, но и участвовать в нем (Санх. 33б). Первым высказывал свое мнение старейший или председательствующий судья. В ходе совещания любой судья мог изменить высказанное им ранее мнение (Санх. 4:1). Если судья не мог прийти к определенному решению, ему не следовало скрывать это, он не должен был приносить извинения или объяснять причины. В этом случае судейскую коллегию следовало расширить, введя в нее двух дополнительных судей (Санх. 3:6). Судья, которому не удалось сформировать мнения, рассматривался как отсутствующий, а двое остальных, даже если они были одного и того же мнения, не составляли правомочной судейской коллегии. Суд в расширенном составе (пять человек) начинал совещание заново, но не должен был заново слушать дело. Если судьи не могли прийти к решению и судейская коллегия расширялась вновь и вновь и достигла установленного максимального состава из 71 судьи, а мнения судей делились почти поровну, судебное решение должно было быть вынесено в пользу ответчика, поскольку истцу не удалось убедить решающее большинство судей в своей правоте. После окончания совещания тяжущихся приглашали предстать перед судьями, и председатель суда объявлял судебное решение, не открывая при этом, было решение единогласным или как разделились голоса.
Любая из сторон могла обратиться к суду с просьбой предоставить судебное решение и его мотивы в письменной форме (Майм. Яд. 6:6), в частности, чтобы подать апелляцию в Великий Синедрион. Такой документ должен был быть подписан всеми членами судейской коллегии, включая тех, чье мнение осталось в меньшинстве. Судебное решение следовало вынести в день слушания дела, и всякая отсрочка рассматривалась как нарушение библейского предписания «Не делайте неправды на суде» (Лев. 19:15), но запись судебного решения и его юридического обоснования должна была быть выдана по первому требованию любой из сторон, независимо от того, сколько времени прошло после суда.
Суд всегда мог пересмотреть свое решение вследствие представленных ему новых свидетельств или обнаруженных юридических ошибок. В определенных четко установленных случаях допустивший юридическую ошибку судья должен был из собственных средств возместить пострадавшей стороне нанесенный его ошибкой ущерб (Майм. Яд. 6:3, а также в других местах). Во многих странах рассеяния пересмотр юридических ошибочных решений был прерогативой апелляционного суда, то есть по большей части суда, во главе которого стояли ведущие ученые общины.
В то время как принятая в гражданских судах Израиля юридическая процедура по большей части основана на английском праве, в раввинских судах страны юридическая процедура регулируется Уложением от 1960 г. о раввинских судах, которое, хотя и основано на талмудическом и послеталмудическом праве, во многих существенных пунктах отличается от него и следует современным процедуральным концепциям (требование письменного изложения иска, адвокатское представительство, перекрестный допрос тяжущихся сторон и другим).
Юридическая процедура, принятая в уголовном суде, была отлична от юридической процедуры в гражданском судопроизводстве. Суд, осуществлявший юрисдикцию по уголовным делам, заседал в составе 23 членов. Слушание уголовного дела велось только днем и прекращалось с заходом солнца (Санх. 4:1, а также в других местах). Если процесс закончился в течение дня, оправдательный приговор оглашали немедленно, в то время как оглашение обвинительного приговора следовало отложить на следующий день, поскольку существовала вероятность, что в течение ночи судьи могли изменить свое мнение (см. ниже). Поэтому судебные заседания по уголовным делам не проводили накануне субботы и праздников (Санх. 4:1). Заседание уголовного суда выглядело следующим образом: «Судьи сидели полукругом, так что могли видеть друг друга. Два судебных писца стояли перед ними — один с правой, другой с левой стороны — и записывали слова судей: один записывал тех, которые высказывались за осуждение, другой — тех, которые высказывались за оправдание. Перед судьями в три ряда сидели ученики, каждый на своем месте. Когда место одного из судей оставалось незанятым, ученик, сидевший первым в первом ряду, занимал его» (Санх. 4:3–4, согласно Майм. Яд. 1:9). Публика и ученики должны были приходить в суд раньше судей; при входе судей (председатель суда входил последним) все должны были встать и стоять до тех пор, пока председатель не разрешит сесть (Тосеф., Санх. 7:8).
Суд мог заслушивать только одно дело в день (Санх. 6:4) за исключением случая, когда в одном преступлении было несколько соучастников, которые, будучи уличенными, подлежали одинаковому наказанию (Санх. 46а); если наказание для соучастников было различным (например, в случае прелюбодеяния с дочерью кохена), их следовало судить в разные дни (Майм. Яд. 14:10).
Задержание и предварительное заключение подозреваемых упоминается в Библии (Лев. 24:12; Чис. 15:34) и входило в обязанности стражей (шотрим, Втор. 16:18). Согласно Маймониду, такие стражи, снабженные плетьми и дубинками, должны патрулировать по улицам и рынкам и доставлять в суд задержанных ими правонарушителей, равно как и выполнять распоряжения суда об аресте подозреваемых (Майм. Яд. 1:1). Подозреваемый в уголовном преступлении должен содержаться в заключении до суда, если он был пойман с поличным или, по меньшей мере, если против него существуют серьезные улики (ТИ., Санх. 7:8). Обвиняемый в уголовном преступлении не подлежал освобождению из предварительного заключения под залог или на поруки.
Уголовное дело нельзя было слушать в отсутствие подсудимого (Санх. 79б). По всей видимости, в процессах по обвинению в убийстве в качестве обвинителя выступал тот, на ком лежала обязанность кровной мести (в случае отсутствия такового суд сам назначал обвинителя), а в процессах по иным уголовным обвинениям обвинителем выступало лицо, которому нанесен ущерб. В процессах по обвинению в преступлениях общественного характера суд выступал инициатором судебного преследования, и юридическая процедура не предусматривала обвинителя. Обычно такие процессы возбуждались свидетелями, которые являлись в суд и уведомляли его о совершенном преступлении. Если свидетели могли установить личность подозреваемого, указать его имя и убедить суд в наличии достаточных улик, суд начинал судебное преследование подозреваемого (Майм. Яд. 12:1). В уголовном процессе суд разрешал каждому желающему выступить перед судьями в защиту подсудимого (Санх. 4:1). Существуют свидетельства, что в послеталмудическую эпоху суд назначал защитников.
Согласно библейскому закону, осуждение подсудимого в уголовном преступлении возможно только в том случае, если он был уличен по меньшей мере двумя свидетелями (Втор. 17:16, 19:15). Свидетели должны были также заверить, что они заранее предупредили обвиняемого о совершении данного преступления, то есть он знал, что нарушает закон (Санх. 8б). В отличие от гражданской юридической процедуры уголовный процесс начинался с допроса свидетелей в присутствии обвиняемого. Послебиблейское законодательство стремилось к максимальной достоверности свидетельских показаний. Суд предупреждал свидетелей, что они будут подвергнуты перекрестному допросу, что они не должны полагаться на слухи или мнения и что, поскольку речь идет о человеческой жизни, они должны осознавать всю тяжесть лежащей на них ответственности. Суд должен был так предупредить каждого свидетеля в отдельности: «Если ты собираешься рассказать нам что-либо, что ты только думаешь или полагаешь, или что-либо, что ты слышал от кого-либо (даже если ты веришь, что это очень надежный источник), или что-либо, что известно тебе по слухам, или, если ты не знаешь, что суд проверит твои показания, подвергнув тебя перекрестному допросу, тебе следует знать, что уголовный процесс не похож на гражданский. В гражданском процессе за ложное свидетельство свидетель платит денежную пеню тому, кому он нанес ущерб, и после этого может идти. Но в уголовном процессе его кровь и кровь его детей будет на нем до конца дней» (Санх. 4:5; Майм. Яд. 12:3). Были также разработаны детальные правила для установления свидетелями личности обвиняемого. Когда суд не был полностью уверен, что свидетели правильно отождествляют подсудимого, его освобождали, даже не начиная допроса свидетелей относительно сути выдвигаемого ими обвинения. Свидетелю обвинения в уголовном процессе не разрешалось высказываться против или в защиту подсудимого (поскольку свидетель не мог выступать в качестве судьи). Однако после того, как свидетели обвинения были заслушаны и их свидетельство признано судом весомым, суд публично призывал всякого, кто мог сказать что-либо в пользу подсудимого, предстать перед судом (Санх. 6:1). Обвинение против подсудимого могло основываться только на непосредственном свидетельстве очевидцев, косвенные улики считались недостаточными; любое свидетельство — не только опровергающее показания обвинителей, но всякий факт или обстоятельство, способные вызвать в судьях сомнение в виновности подсудимого, засчитывались в его пользу. Хотя такие факторы не были достаточны для оправдания, они считались достаточным основанием для повторного рассмотрения дела — иногда четыре и даже пять раз. Хотя в еврейском праве не сформулирована презумпция невиновности, требования, которым должно удовлетворять обвинительное заключение, столь строго ограничивают судей, а возможности правомочной защиты столь широки и гибки, что вынесение обвинительного приговора в рамках еврейской юридической процедуры гораздо труднее, нежели судом, действующим на основе опровержимой презумпции невиновности.
Если заслушанные свидетельства противоречивы, подсудимый подлежит немедленному оправданию и освобождению из-под стражи. Если же суд нашел, что свидетельские показания не содержат внутренних противоречий и не противоречат друг другу, судьи приступают к совещанию (Санх. 5:4). Первым должен высказать свое мнение самый младший по возрасту судья, чтобы его мнение было свободно от влияния мнений его старших коллег (Санх. 4:2; Майм. Яд. 11:6). Это правило, в свою очередь, подчинено другому правилу, согласно которому судебное совещание всегда должно начинаться с заслушивания мнения в пользу подсудимого (Санх. 4:1, 5:4; Майм. Яд. 11:1, 12:3). На вопрос, как что-либо может быть сказано в пользу того, свидетельства против которого были найдены непротиворечивыми, законоучители отвечали, что это правило следует истолковывать как обязанность суда спросить подсудимого, может ли он представить какое-либо свидетельство своей невиновности (Санх. 32б, ТИ., Санх. 4:1). Судебное совещание велось в присутствии подсудимого, которому было предоставлено право высказываться в свою защиту (Санх. 5:4). Однако подсудимому возбранялось говорить что-либо в ущерб себе; если он открывал рот, чтобы признать свою вину или дать показания против себя, судьи заставляли его замолчать и делали ему выговор (Тосеф., Санх. 9:4). (В гражданском процессе признание подсудимого приравнивалось к свидетельскому показанию.) В случае, если подсудимый был неспособен защищать себя, судьи должны были сделать это за него (Санх. 29а).
Непротиворечивость свидетельств не была достаточным основанием для признания подсудимого виновным — суд должен был принять решение относительно их достоверности и весомости, а также решить юридический вопрос, является ли совершенный подсудимым поступок уголовно наказуемым преступлением (Майм. Яд. 10:9). Если к концу дня подсудимый был оправдан большинством судей, его следовало немедленно освободить; если же большинство судей признали подсудимого виновным, продолжение процесса откладывалось на следующий день (см. выше), и судьи, разделившись на пары, продолжали обсуждать дело друг с другом на протяжении ночи (воздерживаясь от употребления обильной пищи и алкогольных напитков). Если судья высказался в пользу невиновности подсудимого, он не мог уже изменить свою позицию, но если он высказался за признание подсудимого виновным, ему разрешалось в дальнейшем изменить свое мнение (Санх. 4:1, 5:5; Майм. Яд. 10:2, 11:1). Поэтому, когда на следующее утро судебные писцы сравнивали вновь высказанные судьями мнения с теми, которые те высказали накануне, число голосов в пользу оправдания могло только увеличиться. Если все же за осуждение высказалось явное большинство судей, суд выносил обвинительный приговор. Однако понятие «явное большинство» предполагало наличие меньшинства, поэтому, если все судьи единогласно высказывались за обвинительный приговор, процесс продолжался, и совещание судейской коллегии длилось до тех пор, пока по меньшей мере один из судей не приходил к убеждению в невиновности обвиняемого (Санх. 17а; Майм. Яд. 9:1). Считается, однако, что это правило действовало только в Великом Синедрионе, состоявшем из 71 судьи (Майм. Яд. 9:1), в то время как в обычном суде по уголовным делам, насчитывавшем 23 судьи, единогласное решение принималось лучше, чем решение, вынесенное большинством голосов.
Обвинительный приговор объявлял подсудимого виновным и указывал наказание, которому он должен быть подвергнут. Приговор не содержал мотивов, на основании которых суд вынес обвинительный приговор. Поскольку подсудимый присутствовал на совещании судейской коллегии, он знал, каково было мнение каждого из судей и как это мнение было мотивировано. Тот, кому выносился смертный приговор, считался умершим (Санх. 71б). По всей видимости, эта юридическая фикция имела целью позволить суду выносить, а палачам приводить в исполнение смертные приговоры, снимая таким образом с них ответственность за убийство (Тосеф., БК 9:15).
Все то время, пока приговор не был приведен в исполнение, можно было пересмотреть судебное решение. На пути из суда к месту казни глашатаи объявляли, что всякий, кому есть что сказать в защиту осужденного, должен выступить вперед и заявить об этом. Дело возвращалось в суд для пересмотра, не только если кто-либо выступал в защиту осужденного, но и если сам осужденный захотел выступить вновь в свою защиту — при условии, однако, что ему было что сказать по сути дела (Санх. 6:1). Чтобы удостовериться в последнем, осужденного сопровождали к месту казни двое сведущих в законах ученых (Майм. Яд. 13:1). Перед приведением приговора в исполнение приговоренному к смерти предлагалось сознаться в совершенном преступлении с тем, чтобы получить долю в олам ха-ба; если он не знал, как сделать признание, ему предлагали повторить слова: «Пусть моя смерть искупит все мои прегрешения» (Санх. 6:2).
См. также Право еврейское, Наказание.