Мессия
МЕССИ́Я (מָשִׁיחַ, машиах, буквально `помазанник`), в религиозных представлениях иудаизма идеальный царь, потомок Давида, который будет послан Богом, чтобы осуществить избавление народа Израиля.
Слово машиах первоначально было прилагательным, означавшим `помазанный [елеем]`, и применялось в Библии по отношению к царям Израиля и Иудеи (I Сам. 12:3, 5; 16:6; II Сам. 19:22; II Хр. 6:42; Пс. 18:51; 20:7), первосвященникам (Лев. 4:3; 5:16) и даже к иноземному царю Киру (Ис. 45:1). Поскольку акт помазания символизировал избрание некоего лица для совершения важных общественных функций, значение слова машиах расширилось и стало в более поздний период применяться к особо почитаемым лицам, даже не подвергшимся в буквальном смысле обряду помазания елеем, например, патриархам (Пс. 105:15; I Хр. 16:22). Иногда это слово означает весь народ Израиля (Пс. 89:39, 52; по-видимому, также Пс. 84:10).
Как обозначение эсхатологического царя-избавителя слово машиах не употребляется в Библии. Тем не менее, истоки идеи Мессии и в более широком смысле — мессианских чаяний, не всегда связанных с личностью Мессии, прослеживаются в библейский период. Сущность идеи Мессии выражает вера пророков Израиля (см. Пророки и пророчество) в наступление времени, когда сильный духом вождь, обладающий земной властью, принесет полное политическое и духовное избавление народу Израиля на его земле, а также мир, благоденствие и моральное совершенство всему роду человеческому. В еврейском мессианстве неразрывно связаны политические и этические, национальные и универсалистские мотивы.
Наряду с этическим монотеизмом и идеей социальной справедливости, мессианская идея представляет собой важнейший и уникальнейший вклад еврейского народа в духовное наследие человечества. Особенностью мессианских чаяний является ожидание золотого века в будущем, в то время как другие народы древности относили золотой век к прошлому. Ранняя история еврейского народа была по преимуществу историей бедствий и страданий, поэтому он стал стремиться к славному будущему и мечтать о спасителе и избавителе. Черты такого избавителя прослеживаются в образе Моисея, который не только вывел народ из египетского рабства, но и духовно просветил его, принеся ему Тору и заповеди (см. Мицвот). Так политическое освобождение и духовное возрождение слились в сознании народа в единый образ грядущего избавления. В Талмуде и мидраше Моисей именуется «первым избавителем» (Руфь Р. 2:14), в отличие от Мессии — «последнего избавителя» (Быт. Р. 85). Предание о Моисее явилось зародышем мессианской идеи.
Однако подлинным прототипом Мессии стал царь Давид, который запечатлен в памяти народа как обладатель исключительных политических и одновременно религиозно-этических достоинств. Давид объединил под своей властью все колена Израиля, превратив их в единый и сильный народ; одержал многочисленные победы над врагами. Царствование Давида сохранилось в памяти народа как вершина пройденного исторического пути. Разделение Давидова царства после смерти Соломона и недовольство деятельностью позднейших царей породили в народе мечту о том, что в будущем дом Давида вновь воцарится над всей Землей Израиля.
Мессианские чаяния явились позитивным элементом проповеди пророков. Беспощадно обличая своих современников, пророки предрекали наступление идеального будущего, прологом которого явятся бедствия настоящего. Чем более мрачным было настоящее, чем страшнее представлялись бедствия, которые сулило ближайшее будущее, тем более светлым становилось видение конечного торжества. Надежда на восстановление Давидова царства отражена в пророчествах Амоса (9:11–12), Исайи (11:10), Хошеи (3:5), Иехезкеля (37:15–28). Пророки внесли в мессианские чаяния универсалистски-гуманистические и духовно-этические элементы. Мессия должен быть не только освободителем народа от национального угнетения, но и обладателем высших моральных достоинств. Мессианская идея, не утрачивая своих политических и национальных атрибутов, приобретала все более духовный и универсальный характер. Чаяния еврейского народа стали у пророков надеждой всего человечества: избавление придет не только народу и Стране Израиля, но и всем народам и землям (Ис. 11:10). Оно распространится и на мир природы (Ис. 11:6–9). У Исайи мессианская идея обретает утопические и эсхатологические (см. Эсхатология) черты: будущее не просто восстановит прежнее счастливое состояние, но принесет с собой полное преображение мира на началах справедливости. Все народы уверуют в Бога Израиля; воцарится вечный мир (Ис. 2:2–4). Избавление явится идеальным завершением исторического процесса, придающим ему смысл и направленность. В мессианских чаяниях заложена идея прогресса, чуждая сознанию других народов древности. Определение «мессианские» стало впоследствии применяться по отношению к самым различным утопическим и апокалипсическим идеологиям и движениям, например, к марксизму (см. К. Маркс).
Термин Мессия начал обозначать личность эсхатологического избавителя лишь в эпоху Второго храма. Первоначально идея избавления доминировала над идеей Мессии. К периоду Второго храма относятся произведения, повествующие об эсхатологическом избавлении, в которых личность Мессии не фигурирует (Товита книга; Бен-Сиры Премудрость). В книге Даниэля появляется символическая мессианская фигура Сына человеческого (Дан. 7). В наиболее древней версии Амиды выражается надежда на возвращение всех евреев из галута и восстановление эсхатологического Иерусалима и Храма, однако личность Мессии не упоминается. Даже в тех старых молитвах, где содержится идея Мессии, слово машиах отсутствует. Еще в библейской книге Зхария упоминаются две мессианские фигуры: первосвященник и царь. Эта идея сохранилась в раввинистической литературе, где праведный священник (кохен цедек) иногда упоминается вместе с царем-Мессией из дома Давида. Эти две фигуры (священник и царь) играли важную роль в эсхатологии Кумранской общины (см. также Мёртвого моря свитки); наряду с ними упоминался пророк эсхатологических времен. Три мессианские фигуры символизируют три функции идеального еврейского государства — царство, священничество и пророчество (I Макк. 14:41). Постепенно образ Мессии-царя вытеснил остальные мессианские образы, чему способствовало упоминание эсхатологического царя из дома Давида в книгах Библии.
Более детальное описание царя-Мессии содержится в псевдоэпиграфической книге Эноха, а также в прорицаниях так называемой «еврейской Сивиллы» (около 140 г. до н. э.). Со времени принятия царского титула Аристобулом I в апокрифической литературе (см. Апокрифы и псевдоэпиграфы) начинает превалировать идея царя-Мессии из дома Давида (в противовес узурпаторам). В эпоху римского завоевания образ царя из дома Давида становится единственным образом Мессии. Он фигурирует в 4-й книге Эзры, сирийском Апокалипсисе Баруха (см. Апокалиптическая литература). В Новом завете Иисус идентифицируется с Мессией из дома Давида (слово «Христос» означает по-гречески `помазанник` и является переводом слова машиах).
Вера в приход Мессии была частью повседневных чаяний и надежд, а с 1 в. н. э. вдохновляла массовые движения, лидеры которых претендовали на роль Мессии (см. Мессианские движения). Имена двух таких претендентов содержатся в Деяниях апостолов (5:36–37). О мессианских движениях и их вождях повествует Иосиф Флавий (Война 2:444–448). Одним из таких вождей был Иехуда Галилеянин, основатель движения зелотов. Вождем самого значительного из мессианских движений римского периода был Бар-Кохба (см. Бар-Кохбы восстание), которого Акива признал Мессией. Сам Бар-Кохба называл себя не царем, а лишь наси (`князем`, `вождем`). На монетах рядом с его именем фигурирует имя священника Эл‘азара. О других претендентах на роль Мессии в 1 в. – начале 2 в. говорится в Талмуде. Филон Александрийский упоминает о мессианских чаяниях в связи с греческим переводом Пятикнижия (Чис. 24:17), где слово шевет (`жезл`, `скипетр`) переводится как «человек». Этот перевод свидетельствует о том, что уже в начале 3 в. до н. э. термин «сын человеческий» (см. Иисус) употреблялся в значении Мессия. Мессианские чаяния в эпоху Второго храма получали различные интерпретации в зависимости от взглядов различных течений в иудаизме. Однако Мессия всегда рассматривался как человек, хотя и наделенный некоторыми сверхъестественными качествами, как орудие Бога, исполнитель Его воли, но не как спаситель-богочеловек в христианстве. Хотя происхождение Мессии из дома Давида постулировалось, претендент должен был доказать подлинность своих притязаний делами — в эпоху Второго храма невозможно было проследить генеалогию, восходящую к Давиду.
Законоучители Талмуда разработали представление о Мессии как о царе, который принесет Израилю искупление и будет править им в конце времен. Он будет орудием установления царства Божия. Царь-Мессия именуется малка мешиха (по-арамейски) бен Давид или машиах бен Давид. Время избавления называется йемот ха-машиах (`дни Мессии`). С приходом Мессии должны сбыться библейские пророчества: Мессия победит врагов Израиля, вернет народу его землю, примирит его с Богом и принесет ему духовное и физическое благоденствие. Мессия будет пророком, воином, судьей, царем и учителем Торы. В апокалипсической литературе упоминается также Мессия из колена Иосифа (или Эфраима; см. также Колена Израилевы), который придет раньше Мессии, сына Давида, и погибнет в сражении с врагами Израиля. Идея Мессии из колена Иосифа («Мессия, сын Иосифа») и его гибели, возможно, навеяна образом Бар-Кохбы и поражением его восстания. В более поздних талмудических источниках национально-политические мотивы в значительной мере уступают место духовно-мифологическим.
Согласно этим источникам, Мессия родился в Бет-Лехеме (или Иерусалиме) в день разрушения Храма. Он пребывает до поры сокрытым — в Риме или на небесах (в позднем мидраше), — оплакивая страдания народа и собственное бессилие, чтобы явиться, когда придет час избавления. Согласно одним источникам, Мессия присутствовал при сотворении мира, а некоторые считают даже, что «имя» (то есть идея) Мессии предшествовало сотворению мира; согласно другим, сам Мессия наделен предмировым существованием (Пси. Р. 36:161). Все законоучители считали, что Мессия будет потомком царя Давида, однако одни утверждали, что Мессией будет сам воскресший Давид, а другие — что Мессия лишь будет носить имя Давид. Иоханан бен Заккай предсказывал приход царя Хизкияху в роли Мессии. Встречается также имя Менахем бен Хизкияху, которое может быть отнесено к руководителю антиримского восстания (см. Зелоты), либо просто символизировать грядущее «утешение» (Менахем — буквально `утешитель`). Мессию отождествляют даже с Иехудой ха-Наси (Санх. 98б). Иногда Мессией именуется Шалом (`мир`). В ранних источниках не упоминается «страдающий Мессия» — эта концепция появляется лишь в 3 в. Еще позднее страданиям Мессии был придан искупительный смысл (Санх. 98б; Пси. Р. 1626), хотя и иной, чем приданный христианством жертвенной смерти Христа.
Мессия может явиться в смиренном обличье, верхом на осле (ср. Зх. 9:9), или триумфатором, восседающим на тучах (ср. Дан. 7:13). О чисто человеческой природе Мессии свидетельствует то, что рабби Акива признал Мессией Бар-Кохбу (хотя он же говорил, что Мессия займет престол рядом с Богом). Талмудический источник явно приписывает Мессии бессмертие (Сук. 52а), а мидраш (главным образом поздний) особо выделяет его среди бессмертных, пребывающих в раю. В мировоззрении законоучителей Талмуда Мессия не заменяет ни Бога, ни Торы. В 4 в. Хиллел бен Гамлиэль отрицал приход Мессии (за что подвергся порицанию), не отвергая при этом грядущего избавления. В мидраше имеется утверждение, что подлинным избавителем явится не Мессия, а сам Бог.
Средневековый иудаизм не получил в наследство от предыдущего периода еврейской истории цельной и последовательной концепции Мессии, мессианских времен и грядущего мессианского века. Хотя средневековое еврейское мессианство основывалось на более ранних источниках, оно является продуктом позднейшей мысли и исторического опыта.
Политическая неустойчивость и непрекращающиеся войны между Византией и Ираном привели на рубеже 6–7 вв. к появлению мессианской литературы, легшей в основу средневековых еврейских представлений о веке Мессии. В псевдоэпиграфической книге Зрубавела описаны видения последних дней и прихода Мессии, которым должно предшествовать явление императора Армилуса (от имени первого римского царя Ромулус) — сына Сатаны и скульптурного изображения женщины. Он покорит весь мир, объединив его в служении Сатане (воплощенном в нем самом). Евреи во главе с Мессией из колена Иосифа, которому будет помогать женщина по имени Хефци-Ва, вступят в войну с Армилусом. И хотя этот Мессия будет убит, Хефци-Ва спасет Иерусалим, а ее сын, Мессия из дома Давидова, победит Армилуса, и начнется мессианский век. Возможно, книга Зрубавела написана под влиянием побед византийского императора Ираклия (в частности, над персами), которые казались еврею, живущему в Эрец-Исраэль, первыми шагами к созданию всемирной христианской империи. Мессия должен был победить не ослабленную и разделенную, но единую и мощную империю, в которой концентрируются все враждебные еврейству силы.
На основе книги Зрубавела сложилась обширная апокалипсическая литература, предвещающая войны Мессии, его победу и конец галута. Отличительной чертой этой литературы является отсутствие доктринального теологического элемента: апокалипсическое будущее только описывается, но не объясняется: вопрос о том, что должен делать еврей, чтобы способствовать грядущему избавлению, не затрагивается. В эпоху средневековья, когда в рамках иудаизма соперничали различные религиозно-идеологические течения, апокалипсическая литература была приемлемой в любой стране для всех евреев: философ-рационалист, мистик, каббалист или приверженец раввинистического традиционализма — все могли принять описание мессианского будущего, содержащееся в книге Зрубавела и сходных сочинениях. Некоторые произведения апокалипсической литературы относятся к еще более раннему периоду, чем книга Зрубавела. Одно из важнейших произведений апокалипсической литературы «Отот Машиах» («Знаки Мессии»): в нем перечислены события, которые должны предшествовать приходу Мессии. Литература такого рода оказала огромное влияние на средневековое еврейство.
Однако существовали и неапокалипсические концепции мессианского века. Большинство еврейских философов отвергали апокалипсические представления: однако Са‘адия Гаон включил в свое сочинение «Эмунот ве-де‘от» («Верования и воззрения») пересказ описания мессианских времен из книги Зрубавела. Маймонид и его последователи рассматривали приход Мессии как политическое освобождение еврейского народа, не связывая его с каким-либо космическим переворотом или апокалипсическими ожиданиями. Маймонид отождествил царство Мессии с государственным устройством, основанным на принципах иудаизма и еврейского религиозного права: утопический элемент мессианской идеи сведен к минимуму: в царстве Мессии каждый еврей сможет беспрепятственно предаваться созерцательному, философскому познанию Бога.
В сочинении «Иггерет Тейман» («Йеменское послание») Маймонид отвергал с этих позиций мессианские притязания некоего йеменского еврея (см. Мессианские движения). Аврахам бар Хия (1065? —1136?), философ-рационалист, близкий к неоплатонизму, пытался в сочинении «Мегиллат ха-мегалле» («Свиток провидца») установить дату прихода Мессии с помощью астрологических вычислений.
Мессианские спекуляции и попытки вычислить дату прихода Мессии были постоянной чертой еврейской культуры в средние века и начале нового времени. Иногда эти даты совпадали с годами великих бедствий в истории еврейского народа (крестовые походы, «Чёрная смерть», изгнание из Испании, погромы Б. Хмельницкого). Ожидания прихода Мессии неизменно оказывались тщетными: это объяснялось якобы недостаточной праведностью евреев, и устанавливалась новая дата его прихода. Так как одним из основных элементов мессианской концепции является предвидение «мессианских мук» (хевлей машиах), которые будут предшествовать приходу Мессии, наиболее трагические моменты еврейской истории (войны, гонения) неизменно сопровождались ростом мессианских настроений.
Несмотря на существовавшую в средние века еврейскую идею личного посмертного воздаяния, вера народных масс в апокалипсическое избавление не ослабла. Вера в Мессию и ожидание его прихода стали одним из прочно установленных принципов иудаизма, который Маймонид включил в число тринадцати догматов еврейской религии. Но если Маймонид старался придать мессианским чаяниям рационалистическую окраску, то среди сторонников движения Хасидей Ашкеназ были весьма распространены мессианские спекуляции. Правда, в своих экзотерических сочинениях лидеры движения, в том числе Эл‘азар бен Иехуда из Вормса, указывали на опасность мессианских спекуляций и веры в лжемессий. Однако в эзотерических сочинениях и ряде других источников содержатся свидетельства о широком распространении такой веры среди сторонников и лидеров движения Хасидей Ашкеназ.
Начиная с 13 в., особенно после публикации книги Зохар, мессианские спекуляции и вера в близкий приход Мессии становятся преимущественно достоянием каббалистической литературы (см. Каббала). Зохар следует аггадической традиции, рассматривая избавление не как результат имманентного прогресса истории, но как сверхъестественное чудо, связанное с постепенным озарением мира светом Мессии. Когда дух нечистоты будет изгнан из мира и Божественный свет беспрепятственно воссияет Израилю, свершится восстановление мировой гармонии, царствовавшей в Саду Эдемском до грехопадения Адама. Ничто не будет отделять творение от Творца. В последнем разделе книги Зохар это пророчество дополняется предсказанием освобождения народа Израиля от всех ограничений, наложенных на него Торой в галуте: после искупления раскроется истинный, мистический смысл Торы, выражаемый символом Древа жизни и противопоставляемый Древу познания, в котором различаются добро и зло, положительные и отрицательные предписания.
Изгнание евреев из Испании (1492) сопровождалось небывалым ростом мессианских настроений: каббалисты с уверенностью предсказывали сроки прихода Мессии. Разочарование в этих несбывшихся предсказаниях повлекло за собой переосмысление мессианской идеи: мессианская тема стала предметом мистических спекуляций каббалистов Цфата (см. И. Лурия. Х. Витал), которые придали понятиям галута и искупления универсальный космический смысл. В лурианской каббале галут народа Израиля является лишь выражением великой космической катастрофы: на еврейский народ возлагается миссия восстановить с помощью Торы и мицвот совершенство мира, освободить искры Божественного света из плена, собственными активными усилиями приблизить искупление. Образ Мессии претерпевает известную трансформацию: Мессия не принесет избавления, но завершит его. Мессианские задачи возлагаются на весь еврейский народ. Новая интерпретация мессианизма способствовала развитию в еврейском народе чувства ответственности за свою судьбу и подготовила великое мессианское движение, возглавленное Саббатаем Цви.
Саббатианство явилось выражением кризиса средневекового миросозерцания и провозвестником новой эпохи: отказ от пассивного ожидания пришествия Мессии и стремление приблизить наступление мессианского царства собственными человеческими силами, хотя и облеченные в средневековые идеологические формы, подготовили переход к светской концепции избавления, согласно которой народ должен взять свою судьбу в собственные руки. Эта революционная концепция стала одновременно и новым выражением исконных мессианских чаяний еврейского народа, и отрицанием традиционных форм, которые эти чаяния принимали на протяжении веков после поражения мессианских движений эпохи Второго храма.
В раннем хасидизме мессианские идеи каббалистов подверглись нейтрализации: непосредственной целью хасидизма стало не избавление народа, не активные действия против существования галута, но мистическое избавление личности. В этом сказалась реакция на крах саббатианского движения. В хасидизме каждый человек как бы становится Мессией своего собственного малого мира: мессианизм перестает быть активной исторической силой.
В то время как ортодоксальный иудаизм продолжает придерживаться традиционной концепции Мессии, реформизм в иудаизме уже в 19 в. пересмотрел мессианскую доктрину в двух отношениях. Во-первых, идея Мессии была заменена идеей грядущих мессианских времен всего человечества. Во-вторых, «узконациональная» вера в возвращение евреев в Сион была отделена от идеи мессианских времен, трактуемых в универсалистских гуманистических категориях. Эта универсалистская мессианская концепция нашла отражение в некоторых кругах еврейского социалистического движения. Как сторонники реформизма, так и приверженцы Хаскалы считали, что коллективная мессианская задача еврейского народа состоит в распространении абстрактного монотеизма. Многие евреи, отошедшие от религии, видели в освободительных движениях 19 в. мессианский смысл.
Прямо противоположная реформистской интерпретация традиционных чаяний еврейского народа была предложена сионизмом, утверждавшим, что евреи — нация, и настаивавшим на физическом возвращении евреев в Эрец-Исраэль и воссоздании там еврейской государственности.
Отношение ортодоксального иудаизма к сионизму неоднозначно. Часть ортодоксальных мыслителей считает, что сионизм, взяв на себя роль Мессии, подменил религиозную идею избавления политическими целями; другие же полагают, что возвращение еврейского народа в Эрец-Исраэль должно стать началом избавления, которое завершится приходом Мессии (см. И. Алкалай, Ц. Х. Калишер, А. И. Кук).
В отличие от религиозно-сионистских кругов, видящих в создании Государства Израиль начало избавления (атхалта ди-геулла), фундамент, заложенный по Божьему промыслу человеческими руками, на котором Он воздвигает Свое здание, ортодоксальные круги, группирующиеся вокруг партии Агуддат Исраэль, сохраняя строго традиционную концепцию Мессии, признают Государство Израиль как секулярное политическое образование и отвергают лишь мессианские претензии сионизма. Иудаизм как религия и цивилизация сохранился, несмотря на выпавшие на долю еврейского народа бедствия и испытания, в значительной степени благодаря непоколебимой вере в мессианское будущее. Еврейское мессианство, несмотря на присущие ему мистические и апокалипсические черты, никогда не отказывалось от земной в своей основе ориентации, от трактовки мессианских преобразований мира в исторических и социально-политических понятиях. Оно стало в истории человечества источником и прообразом всех форм мессианизма — религиозных и политических, национальных и интернационалистических.