преступность
ПРЕСТУ́ПНОСТЬ у евреев. В древности и в эпоху средневековья понятие преступности у евреев не вычленялось из всей совокупности нарушений предписаний Галахи, независимо от того, носили ли последние ритуальный либо нравственный характер или касались жизни, здоровья и имущества ближнего (см. Право еврейское). Библия тем не менее свидетельствует, что уже в древнейшие времена по уровню и распространенности разных видов преступности евреи вряд ли заметно отличались от соседних народов (см. Наказание).
До конца 19 в. не существовало регулярной уголовной статистики; и сегодня в большинстве стран статистика этнической принадлежности преступников, по крайней мере открыто, не ведется. Имеется немало прямых и косвенных свидетельств, в том числе в талмудических и раввинистических источниках, того, что в условиях галута ситуация изменилась и возникла определенная специфика преступности у евреев. Первые публикации по уголовной статистике в конце 19 в., подтвердив это, не отменили, однако, многовековую традицию различного, часто противоположного толкования специфики преступности у евреев: враждебно настроенные к евреям массы и правящие круги искали и находили в конкретных фактах правонарушений, совершаемых евреями, доказательства более высокой криминогенности еврейской расы (см., например, Национал-социализм), а еврейские и проеврейски настроенные публицисты и ученые в тех же фактах обнаруживали свидетельства заметно меньшей распространенности преступности среди евреев. Так произошло, например, со статистическими данными за 1880–83 гг., на основании которых созданная в 1883 г. указом Александра III Комиссия для пересмотра действующих о евреях в империи законов во главе с графом К. И. Паленом (см. Россия) рекомендовала лишь постепенную отмену антиеврейского законодательства, причем главный аргумент комиссии — повышенная преступность евреев по сравнению с другими народами России (4% евреев среди общего числа осужденных в России и 13,2% евреев среди всех осужденных по 15 губерниям черты оседлости несколько превышали долю еврейского населения). Более дифференцированный подход еврейских исследователей к тем же статистическим данным дал противоположные результаты: приняв во внимание, что евреи — в подавляющем большинстве городские жители, исследователи нашли, что в городах тех же 15 губерний в 1885 г. среди осужденных мещане и купцы составляли 27,7%, а евреи, целиком относившиеся лишь к этим сословиям, – 14,2%. Увеличение к концу 19 в. числа публикуемых статистических материалов, тем не менее, позволило констатировать два факта: во-первых, что евреи значительно чаще, чем неевреи, совершают одни виды преступлений (например, незаконные кредитные операции: в Германии — в 29,5; в Австрии — в 75,45; в Венгрии — в 4,88 раза; мошенничество: в Германии — в 2,04, в Австрии — в 3,27, в Венгрии — в 4,02 раза; подлог: в Германии — в 2,33, в Венгрии — в 1,68 раза; распространение порнографии: в Германии — в 2,04, в Нидерландах — в 5,01 раза) и гораздо реже другие преступления, особенно связанные с применением насилия (например, убийства: в Германии — в 4,33, в Австрии — в 2,22, в Венгрии — в 3,01 раза; грабежи: в Германии — в 5,55, в Австрии — в 8,73, в Венгрии — в 7,43 раза; причинение телесных увечий: в Германии — в 2,55, в Австрии — в 3,29, в Венгрии — в 3,24 раза); во-вторых, что в целом уровень преступности среди евреев заметно ниже, чем у неевреев (например, в 1885 г. в Виленской губернии на десять тысяч евреев приходилось четырнадцать преступников, а на то же число неевреев — 26,9; в Ковенской губернии — соответственно 8,9 и 36,5; в Гродненской — 10,6 и 22,5).
Истолкованию этих фактов как свидетельств органически присущих евреям добродетелей или пороков препятствовало, однако, то обстоятельство, что если в одних странах (Россия, Польша, арабские страны) эти тенденции сохранились в последующие десятилетия, то в других (особенно в Нидерландах, Англии, Франции, частично в Германии и Австрии) наметилось сближение уровня и характера преступности среди евреев и неевреев (так, в Нидерландах в 1902 г. уровень преступности среди евреев был на 1/3 ниже, чем у неевреев, а в 1931–33 гг. почти сравнялся с ним). Напрашивающийся из этого вывод — специфика преступности среди евреев обусловлена не особенностями еврейской расы, а главным образом обстоятельствами их социальной, экономической, политической и культурной жизни, — был подтвержден практически всеми серьезными изысканиями в этой области (см. Наука о еврействе). Несмотря на некоторые расхождения в деталях, почти все авторы, в том числе и неевреи, сходятся на том, что решающее значение для сравнительно низкой преступности среди евреев на протяжении многих столетий имели: замкнутый характер жизни еврейских общин во всех странах рассеяния и эффективность вследствие этого непосредственного социального контроля за поведением индивида; жизненная необходимость такого контроля при постоянной склонности обычно враждебного, в лучшем случае, недружелюбного окружения возлагать коллективную ответственность на еврейскую общину за преступления, совершаемые отдельными ее членами; гражданское и политическое бесправие евреев, а следовательно, их незащищенность перед нееврейским судом; огромная роль еврейской религии (см. Иудаизм) с ее морально-правовым ригоризмом во всех сферах общинной, семейной и личной жизни. Многие авторы немаловажное значение придают и характерной для евреев умеренности в потреблении спиртных напитков. Эти обстоятельства, сохранявшиеся столетиями и общие для еврейских общин всех стран рассеяния (несмотря на экономические, политические, религиозные, культурные и прочие различия стран), объясняют крайне малую распространенность среди евреев наиболее тяжелых видов преступности (убийство, грабеж, изнасилование и т. д.). Но те же факторы и, в первую очередь, бесправие евреев, фактически провоцировали в еврейской среде склонность к нарушению ограничительных законов и правил, нередко устанавливаемых исключительно для них. Специфическому характеру преступности особенно способствовало то, что в течение многих столетий почти повсеместно единственными дозволенными занятиями евреев были ремесла, торговля и ростовщичество (см. Ссуда денежная), позднее — банковское дело, а евреи были беззащитны перед постоянной угрозой насильственного изъятия их доходов.
Согласно всем доступным статистическим данным, сближение уровня и характера преступности у евреев и неевреев становится заметным лишь в связи с тенденцией к унификации условий жизни тех и других в эпоху эмансипации. Особенно важную роль сыграли ослабление, а нередко и распад внутриобщинных связей и как следствие — резкое понижение эффективности контроля со стороны общины за поведением своих членов; предоставление евреям гражданского и политического равноправия и вытекающая отсюда доступность для них всех видов деятельности, сделавшая возможным отток все возрастающего их числа из торговли и ремесел; приобщение евреев к образованию и культуре народов, среди которых они жили, и в результате — усвоение ими нравов, обычаев, а часто и ментальности последних и т. д. Эта тенденция хорошо просматривается, например, в Амстердаме, где у многочисленного уже к концу 19 в. еврейского рабочего класса (главным образом, в алмазообрабатывающей промышленности) наблюдаются те же, ранее почти неизвестные евреям, виды преступности, что и среди рабочих-голландцев. Еще больший рост преступности среди евреев наблюдался с начала 20 в. в США, где евреи тогда были основной массой иммигрантов. Это объясняется сломом привычного уклада жизни и потерей прежних источников существования в результате иммиграции, утратой влияния традиционных авторитетов, трудности вживания в новую и чуждую среду — кризисной ситуацией, порождающей безудержность желаний («аномия», по Э. Дюркгейму). В сентябре 1908 г., согласно заявлению комиссара полиции Нью-Йорка, 50% преступного мира города составляли евреи. В 1920-х гг.— середине 1930-х гг. в коррумпированных организациях демократической партии и профсоюзов штата Нью-Йорк, в противозаконном игорном бизнесе, в организованной проституции евреи заняли лидирующие позиции, вытеснив ирландцев. Весьма значительной была их роль в организованной преступности в США, начавшейся в период действия так называемого сухого закона (1920–33), когда евреи наряду, а часто и вместе с итальянцами монополизировали в ряде штатов и крупных городов контрабанду и нелегальную торговлю спиртными напитками.
И в других западных странах, где государственные институты охраняют равноправие своих граждан, независимо от их этнической и религиозной принадлежности, отмечается тенденция к сближению видов преступности среди евреев и неевреев. Тем не менее, даже в тех странах, где евреи уже несколько поколений живут в условиях полного равноправия, продолжают существовать различия между преступностью у евреев и неевреев, особенно в преступности, связанной с применением насилия. Так, в США скандальная известность нескольких еврейских имен среди главарей преступного мира порой мешает видеть, что в организованной преступности участвовала лишь очень небольшая часть еврейского населения страны. Помимо того, у евреев, в отличие от итальянцев, преступность почти никогда не становилась наследственной «профессией»; мечтой даже самых закоренелых преступников-евреев всегда были хорошее образование и достойный статус в «порядочном обществе» для своих детей. Даже полная внешняя унификация условий жизни оказалась недостаточна для полного искоренения специфики преступности среди евреев. Вообще проблема этнической специфики и определенных видов преступности остается весьма спорной, затрагивающей глубоко укоренившиеся стереотипы и предрассудки.
Исследования израильских ученых (в частности, профессора юридического факультета Еврейского университета в Иерусалиме М. Амира, который пользовался также данными мандатных властей по уголовной статистике) свидетельствуют о крайне редких случаях преступлений у евреев ишува и о росте преступности после создания Государства Израиль, особенно тех ее видов, которые наименее типичны для евреев диаспоры — убийства, грабежи, изнасилования и т. п. Общая криминогенная ситуация в Израиле хорошо просматривается в статистических данных, представленных в работе профессора Еврейского университета в Иерусалиме С. Ландау, посвященная анализу тенденции роста насилия и агрессивности в мире («Международный журнал сравнительной социологии», XXV, 3–4, 1984), — одном из очень немногих исследований, где представлены сравнительные данные по уголовной статистике Израиля и других стран (в большинстве стран эти данные публикуются в форме, которая сильно затрудняет или даже исключает возможность их сопоставления). Из этих данных по 14 странам (Австрия, Великобритания и Уэльс, Западная Германия, Дания, Израиль, Индия, Нидерланды, Новая Зеландия, Норвегия, США, Финляндия, Швейцария, Швеция и Япония) за 15-летний период (1966–80) следует, что наблюдающийся в мире общий рост насильственной преступности, вызванный многими факторами, но прежде всего процессами индустриализации и урбанизации, происходит в Израиле в той же мере, как и почти во всех других развитых странах. Так, например, число убийств на сто тысяч населения за указанный период в Израиле (где данные, в отличие от других стран, включают помимо убийств и покушения на убийство) выросло с 1 почти до 4, в Нидерландах — с 4 почти до 8, в США — с 6 почти до 9; грабежей: в Израиле с 2 до 14, Австрии — с 6 до 12, Западной Германии — с 16 до 35, в Великобритании (включая Уэльс) — с 12 до 26; рост числа изнасилований в Израиле мало отличается от имеющего место в Западной Германии, Великобритании и некоторых других странах, но заметно уступает США; по общему росту числа преступлений, связанных с применением насилия, Израиль находится в том же ряду, что Великобритания, Западная Германия, Нидерланды, Новая Зеландия, Финляндия и Швеция. Вместе с тем необходимо учитывать, что в статистике преступности в Государстве Израиль присутствует как еврейская, так и нееврская (например, арабская) составляющая. Влияет на криминогенную обстановку и высокий процент иммигрантов в населении страны (на 2005 г. 47% жителей Израиля родились за пределами Эрец-Исраэль).
При всей неполноте приведенных данных они свидетельствуют о том, что по мере полной нормализации условий жизни евреев происходит и «нормализация» уровня и структуры преступности.