философия
ФИЛОСО́ФИЯСодержание:Евреи в западной философии Германия и Австрия Франция Великобритания Бельгия Венгрия Нидерланды Польша Евреи в русской философии Евреи в советской философии Западные философы о евреях Русские философы о евреях
1. Евреи в западной философии. Благодаря многовековой школе талмудической учености и воспитанной ею склонности к отвлеченному мышлению евреи проявили себя в философии значительно раньше, чем в естественных науках. Уже на рубеже старого и нового летосчисления прославился Филон Александрийский. В средневековой европейской философии весьма почитаемыми были имена Шломо Ибн Габирола и Маймонида. Среди предтеч новоевропейской философии исключительной была роль Ф. Санчеса (1551–1632), выходца из насильственно крещенной в Португалии еврейской семьи, которая около 1564 г. обосновалась в южно-французском городе Бордо. Воспитанник университета в Монпелье, с 1585 – профессор философии, а затем и медицины университета в г. Тулуза, автор многих медицинских сочинений, Ф. Санчес оставил глубокий след в истории европейской мысли, создав новую и оригинальную концепцию философского скептицизма (впервые изложена в 1581 г. в его главном философском труде «Трактат о весьма благородной и первой науке, заключающейся в том, что ничто не познаваемо»). Ф. Санчес, в отличие от известных скептиков эпохи, в частности, его дальнего родственника М. Монтеня (см. Новые христиане) и Агриппы Неттесгеймского, обосновал свою концепцию тщательным анализом теорий познания Аристотеля и Платона. Отстаивая тезис о непостижимости для человека истинной природы вещей, Ф. Санчес не ограничивался обычной для скептицизма ссылкой на ненадежность и обманчивость чувственных представлений, но почти так же низко оценивал познавательные возможности аристотелевской силлогистики. Он отвергал восходящую к платонизму идею, согласно которой математика является надежным средством проникновения собственно в сущность вещей. Санчес был одним из первых, кто подверг критике безоглядное доверие к абстракциям и обобщениям, которые, по его словам, вполне могут оказаться фикциями, неприменимыми ни в каком опыте. Сам же опыт Ф. Санчес отнюдь не отвергал, считал его весьма полезным для ориентирования в мире вещей, настаивал на тщательной подготовке эксперимента и непредвзятом отношении к его результатам. Отрицая вместе с тем наличие в результатах опыта достоверного знания, Ф. Санчес был первым в европейской философии, кто высказал идею о неустранимо вероятностном характере любых свидетельств опыта. Сильное непосредственное влияние концепция «конструктивного скептицизма» Ф. Санчеса оказала на Р. Декарта, а также П. Гассенди и Ф. Бэкона; высоко ценили его Барух Спиноза и Г. В. Лейбниц.
Как и Уриэль Акоста, выходцем из семьи марранов был И. Оробио де Кастро (1620–87), который родился и получил образование в Португалии, а затем был ведущим медиком и профессором метафизики в университете испанского г. Саламанка. После трехлетнего заключения в застенках инквизиции, небезосновательно подозревавшей его в том, что он продолжает тайно исповедовать иудаизм, И. Оробио де Кастро бежал во Францию, был профессором фармакологии в университете г. Тулуза, а в начале 1660-х годов обосновался в Амстердаме. Открыто вернувшись здесь к иудаизму, он вскоре стал известен в амстердамской общине богатых и образованных сефардов. И. Оробио де Кастро прославился как поэт и автор философских трактатов, в которых искусно и схоластически изощренно обосновывал совместимость еврейской религиозной веры с требованиями разума (свои доказательства он, как и Б. Спиноза, часто облекал в форму теорем). Его публичная полемика с христианскими теологами в защиту иудаизма имела общеевропейский резонанс и вызвала живой интерес, в частности, у Дж. Локка. Гений Б. Спинозы во многом обязан интеллектуальной почве, которую подготовил И. Оробио де Кастро.
Начиная с 18 в. евреи внесли в развитие философии заметный вклад в Германии и Австрии. Первыми евреями, снискавшими уважение немецких профессоров философии, были М. Мендельсон и Шломо Маймон, мыслители, еще не имевшие университетского образования. К. Маркс в ранних произведениях сформулировал философские основы критики капитализма и поставил перед философией задачу изменения мира. Значительным философом признавали Ф. Лассаля. Зачинателем неокантианства в Германии, первым выступившим с призывом «назад к Канту», был О. Либман (1840–1912), профессор университетов Страсбурга и Йены, автор работ «Кант и эпигоны» (1865), «К анализу действительности» (1876), «Идеи и факты» (1882) и других. В 1910 в праздновании семидесятилетия О. Либмана приняла участие вся философская элита Германии. В дальнейшем развитии неокантианства, одного из наиболее влиятельных направлений в немецкой философии 2-й половины 19 в. – начала 20 в., ведущую роль сыграли Г. Коген и Э. Кассирер, лидеры Марбургской школы. К этой же школе примыкали: И. Кон (1869–1947), профессор Фрайбургского университета, а затем университета Бреслау (см. Вроцлав), получивший широкую известность работами в области эстетики; Р. Хёниксвальд (1875–1947), профессор университетов Бреслау и Мюнхена, сыгравший видную роль в становлении когнитивной психологии; А. Либерт (1878–1946), профессор Берлинского университета, а позднее университетов Белграда и Бирмингема, который впервые указал на отсутствие пропасти между кантовским критицизмом и спекулятивным идеализмом И. Фихте, Ф. Шеллинга и Г. Гегеля и в своей концепции «критической метафизики» продемонстрировал возможность их синтеза; Л. Нельсон (1882–1923), прямой потомок М. Мендельсона (см. выше), профессор Геттингенского университета, основатель психологического течения в неокантианстве (так называемая неофризская школа); Ф. Хейнеман (1889–1969), ученик Г. Когена (см. выше), профессор университета во Франкфурте-на-Майне, а с 1933 г. — Оксфорда. Одной из центральных фигур Баденской школы неокантианства был Э. Ласк (1875–1915), профессор Гейдельбергского университета, который положил начало переистолкованию кантовского критицизма в духе феноменологии. В теории Э. Ласка проводится кардинальное различие между транссубъективными и субъективными ценностями, причем именно первые оказываются первичными и определяющими по отношению ко вторым.
Новую эпоху в немецкой и мировой философии открыл Э. Гуссерль: основанная им феноменология вскоре после ее создания превратилась в широкое интеллектуальное движение, влияния которого не избежала ни одна область гуманитарного знания и духовного творчества вообще. Привлекательность феноменологии была обусловлена более всего призывом Э. Гуссерля «к самим предметам!», то есть установкой, выявляющей истинный смысл предметов опыта, очищенный от причинно-ассоциативных связей, которые накладываются обыденным сознанием, научными и метафизическими абстракциями. В развитие и углубление феноменологических установок важный вклад внесли: М. Гейгер (1880–1937), профессор университетов Мюнхена и Геттингена, которому обязана своим становлением феноменологическая эстетика; А. Рейнах (1883–1917), заложивший основы феноменологических школ в философии права, философии религии, в этике, логике и философии математики, и ряд других мыслителей.
К другому влиятельному в Германии философскому течению — философии жизни — принадлежали Г. Миш (1878–1965), профессор Марбургского и Геттингенского университетов, зять, преемник и ведущий истолкователь идей и концепций В. Дильтея; Г. Зиммель (см. Социология. Евреи в западной социологии), усматривавший противоречие между потоком жизни и застывшими объективированными формами культуры, и другие. Весьма близок к философии жизни был М. Шелер (см. также Социология).
Исключительной была роль мыслителей еврейского происхождения в создании неопозитивизма (шире — аналитической философии), в рамках которого или отталкиваясь от которого выросли логический позитивизм, логический эмпиризм, лингвистическая философия, постпозитивизм, критический рационализм и другие течения, то есть почти вся современная философия и методология науки. Основателями в 1920-х гг. Венского кружка, положившего начало этому движению, были, наряду с М. Шликом, Ф. Вайсман (1896–1958), его ассистент, с 1937 г. работавший в Кембриджском, а затем Оксфордском университетах, и Х. Фейгль (1902–1988), который с 1930 г. продолжал активно работать в США в области обоснования основных принципов логического эмпиризма, особенно тезиса о возможности эмпирической верификации высказываний как необходимом признаке их научной осмысленности. Видными членами Венского кружка были также О. Нейрат (1882–1945), отрицавший возможность метафизики, социолог и экономист, сформулировавший идею унифицированного языка науки и другие; Ф. Кауфман (1895–1949, с 1938 г. в США), в отличие от Нейрата — наименее ортодоксальный приверженец логического позитивизма, который занимался сравнительными исследованиями методологии социальных и физических наук. Близко примыкали к Венскому кружку и разделяли многие его важные установки Ф. Франк и Г. Рейхенбах, профессор Берлинского университета, чьи исследования философских оснований теории относительности, проблемы причинности, статистической интерпретации вероятности, а также работы в области многозначных логик стали классическими в философии и методологии науки 20 в. После аншлюса (1938) нацисты сразу же запретили Венский кружок, все видные члены которого к этому времени уже эмигрировали.
В самой нацистской Германии такая же участь постигла в 1934 г. прославленную франкфуртскую школу (основанный в 1923 г. Институт социальных исследований при университете во Франкфурте-на-Майне, который в 1934–39 гг. продолжал свою деятельность в Париже при Высшей нормальной школе, в 1939–50 гг. — в США при Колумбийском университете, а затем восстановлен в Западной Германии). В условиях Третьего рейха франкфуртская школа была обречена не только потому, что неомарксистские и неофрейдистские тенденции в философско-критической теории общества были идеологически неприемлемы для национал-социализма, но и потому, что фактически все ведущие ученые были евреями (М. Хоркхаймер, Г. Маркузе, Э. Фромм, Т. Адорно, а также Ф. Поллок /1894–1970/, сотрудник Института социальных исследований со дня его основания, работал в области политической экономии; Л. Лёвенталь /1900–?/, который, эмигрировав в США, стал профессором Колумбийского университета и исследовал социальные проблемы культуры, способы функционирования средств массовой информации и пропаганды, и другие). К франкфуртской школе относят и формально не входившего в нее В. Беньямина. Широкую известность в Германии и за ее пределами приобрели также Э. Блох, К. Иоэль (1864–1934), профессор Базельского университета, создатель концепции «нового идеализма», в которой, в частности, отстаивается целостность философии и постулируется пагубность ее дифференциации, и многие другие.
Во Франции А. Франк был первым евреем, занявшим кафедру философии в Коллеж де Франс. На стиль, характер и направление философских поисков весьма существенное влияние оказали Л. Леви-Брюль и Э. Дюркгейм. После Р. Декарта наибольшую славу французской философии принес А.-Л. Бергсон, чье учение о творческой эволюции и творческом порыве, преодолевающем возникшую по вине абстрактного разума и науки пропасть между субъектом и объектом, влияло на духовную атмосферу Франции и других европейских стран в течение нескольких десятилетий. Самым решительным оппонентом А. Бергсона в период между двумя мировыми войнами был философ-эссеист Ж. Бенда (1867–1950), который, отстаивая идеалы Просвещения, особенно доверие к способности разума открывать не искаженную никакими пристрастиями истину, подверг резкой критике интуитивизм, иррационализм и мистику. Зачинателем современной логики и методологии науки во Франции был Э. Мейерсон. Один из лидеров неокантианства и антипозитивизма в этой стране К. Леон (1868–1935) был основателем в 1893 и редактором философского журнала «Ревю де метафизик де мораль», организатором, начиная с 1900 г., международных философских конгрессов в Париже, создателем в 1901 г. Французского общества философии. Создателем новой разновидности философского идеализма (так называемого критического идеализма) был Л. Брюнсвик. Профессору Сорбонны и президенту Французского общества Ф. Ж. Валю (1888–1947) принадлежала своеобразная версия экзистенциальной философии. В философии и истории науки самую обоснованную и влиятельную альтернативу неопозитивизму во всех его видах предложил А. Койре, положивший начало «интернализму», новому направлению, ориентирующему исследователей на выявление тех устойчивых структур мышления, смена которых вызывает научные революции. Накануне и особенно после Второй мировой войны одной из центральных фигур во французской философии и социологии был Ж. Гурвич. Оригинальную философию времени развивал В. Янкелевич. Французскую школу феноменологии основал и возглавил Эммануэль Левинас (см. также Философия еврейская). Глубокое и непреходящее влияние не только на всю французскую и западную философию, но и социологию, антропологию, историю и многое другое оказал структурализм К. Леви-Строса. Одним из самых оригинальных мыслителей века во Франции посмертно признана Симона Вейль. Заметным событием в интеллектуальной жизни Франции стала концепция генетического структурализма неомарксиста Л. Гольдмана (1913–70). Одним из самых оригинальных вариантов постструктурализма стал деконструктивизм Ж. Деррида. Мировая известность так называемых новых философов во Франции во многом является заслугой Б.-А. Леви и А. Глюксмана.
Первым евреем в Великобритании, умножившим мировую славу английской философии, был С. Александер, один из создателей спекулятивной космологии и теории эмерджентной (то есть скачкообразной, непредсказуемой и научно необъяснимой) эволюции. В Великобритании работали такие классики мировой философии, как Л. Витгенштейн, М. Полани, К. Поппер, И. Берлин (ему принадлежат концепции положительной и отрицательной свободы и антимонизма; он также внес вклад в аналитическую философию, в частности, философию бытового языка) и И. Лакатос. В английской философии глава логического позитивизма А. Д. Айер (1910–89; сын крещеной еврейки) дал обоснование аналитического (то есть априорного, тавтологического) характера всех предложений логики и математики в отличие от синтетического (то есть расширяющего знание) характера предложений естествознания, уточнил и модифицировал принцип верификации, отстаивал концепцию эмотивизма в этике и многое другое. Л. Дж. Коэн (1923–2006) внес самый существенный после Дж. Ст. Милля вклад в развитие индуктивной логики, разработал теорию доказуемости в вероятностной логике, доказательство нетривиального характера выводов в модальной логике и многое другое (с 1987 г. он — президент Международного союза истории и философии науки). В Англии работает также уроженец Канады Дж. Коэн (родился в 1941 г.), один из основателей так называемого аналитического марксизма, в рамках которого концепции отчуждения, эксплуатации, классовой борьбы и т. д. были переведены на язык англо-американской аналитической философии, что позволило придать марксистской доктрине форму, открытую для логического анализа.
В других европейских странах существенный вклад в философию внесли: в Бельгии — Х. Перельман, мировое признание которому принесли исследования в области философии математики, особенно проблемы бесконечности и парадоксов теории множеств; теория обоснования базисных понятий этики, права и политики (так называемая теория аргументации, которая по значимости сопоставляется с общей теорией систем Л. Берталамфи и генетической эпистемологией Ж. Пиаже), и многие другие; в Венгрии — Д. Лукач, А. Кольнаи (1900–73), видный представитель феноменологии и философии здравого смысла; в Нидерландах — Л. Полак (1880–1941, погиб в концлагере Заксенхаузен), крупный авторитет в области философии знания, философии права и морали; Х. Фройденталь (1905–1990), выдающийся математик, которому принадлежит также решение ряда философски значимых проблем, в частности, создание линкоса — языка для общения с представителями инопланетных цивилизаций; в Польше — К. Леви (1919–91), который после эмиграции в Англию стал видным представителем Кембриджской школы аналитической философии, и многие другие.
Еще более весомым было участие евреев в становлении философии в США и превращении её там в университетскую дисциплину. Старейшим философом еврейского происхождения в США считается А. Б Джонсон (1786–1867), уроженец Англии, который, эмигрировав в 15 лет в США, стал там преуспевающим банкиром и зачинателем лингвистической философии (в своей главной работе «Трактат о языке», выпущенной в 1836 г., он задолго до Л. Витгенштейна обосновал концепцию контекстуального смысла языковых единиц). Уроженец Германии Ф. Адлер (1851–1933) начал научную карьеру в качестве профессора языка иврит и восточной литературы Корнеллского университета, а затем возглавил первую в стране кафедру социальной и политической этики в Колумбийском университете. Ф. Адлер — создатель оригинальной концепции человека как нравственной личности — стал основателем Международного журнала по проблемам этики, Нью-Йоркского философского клуба, председателем Американской философской ассоциации. Уроженец Минска М. Р. Коэн (1880–1947) заложил основы философии права как университетской дисциплины в США, а также был общепризнанным авторитетом в области метафизики, логики, философии науки, философии истории и социальной философии. Непреходящий по значению вклад в философию языка и философию культуры внес уроженец Германии Э. Сепир. Одной из самых влиятельных фигур в философии, логике и методологии науки стал Э. Нагель (уроженец Чехии). Феноменологическому направлению в американской философии положил начало М. Фарбер (1901–80), ученик Э. Гуссерля, профессор Пенсильванского, а затем Нью-Йоркского университета, основатель международной феноменологической ассоциации и журнала «Философи энд феноменолоджикал рисерч» (с начала Второй мировой войны он помогал в Европе ученым-беженцам из нацистской Германии). Одним из таких беженцев был А. Гурвич (1901–73), впоследствии профессор Гарвардского и других университетов, который сыграл значительную роль в укреплении феноменологии в американской философии и культуре, обосновав в своих работах плодотворность идей Э. Гуссерля не только в различных областях самой философии, но и в организмической биологии, генетической психологии, социологии и т. д. В США работал А. Тарский, которому принадлежат фундаментальные результаты в математической логике, лингвистической философии и методологии науки. В области социальной и политической философии в течение нескольких десятилетий было велико влияние С. Хука (1902–89), профессора Нью-Йоркского и Станфордского университетов, создавшего своеобразный синтез марксизма и прагматизма Дж Дьюи и отстаивавшего с этих позиций идеалы свободы и демократии.
Мировой известностью в социальной и политической философии обладала Ханна Арендт, создавшая теорию генезиса массового общества, тоталитаризма и насилия, которые она выводила из неспособности абстрактного мышления постичь подлинное бытие. Ей также принадлежит концепция мышления как формы эгоизма, изолирующего индивида от других людей. Выпускник Гарвардского университета Г. Н. Гудмен (1906–1998), который до 35 лет был торговцем произведениями искусства, стал затем профессором Гарвардского университета и основателем нового направления в философской семантике и логике. Его концепции конструктивного номинализма, подтверждения индукции, диспозиционных предикатов, требование простоты и многое другое стимулировали поиски целого поколения исследователей. Большой интерес у Л. Витгенштейна и других крупных мыслителей вызвала попытка профессора Гарвардского университета М. Лазеровича (1907–87) построить систему метафилософии, в рамках которой оказалось бы возможным если не устранить, то хотя бы объяснить извечное отсутствие взаимопонимания между философами (предложенная им конкретная семантическая модель такого объяснения до сих пор не нашла применения). Отклики в философских кругах получили феноменологические концепции в психологии профессора Брандайза университета А. Х. Маслоу (1908–70), особенно его теории личности, мотивизационных структур и иерархий, в которых проводится фундаментальное различение познавательных процессов, определяемых нуждой, и познавательных процессов, стимулируемых потребностью в самореализации.
Уроженец Баку М. Блэк (1909–88), профессор Корнеллского университета, продолжил в США европейскую традицию философской эссеистики; в этом жанре он решал многие крупные проблемы логики и методологии науки (принцип активного скептицизма, содержательная теория истины, парадоксы в математике, индуктивной логике, теории неопределенности, метафористике и т. д.). Российские корни были также у одного из создателей общей теории систем А. Рапопорта. Существенное влияние на философию истории оказала теория стадий экономического роста У. У. Ростоу. Экономист и социолог Х. Саймон обогатил теорию эвристики. Особое место в философии и методологии науки занимает Д. Бом (1917–92), один из крупнейших физиков 20 века — ему принадлежит самая неортодоксальная, так называемая онтологическая интерпретация квантовой механики, которая, в отличие от основанной на принципе картезианского атомизма копенгагенской, исходит из идеи целостности квантовых феноменов. В интерпретации Бома квантовый объект рассматривается по аналогии с лейбницевской монадой как носитель свойств и характеристик универсума. Эта интерпретация нашла понимание у физиков только после создания нелокальной квантовой теории поля.
Бесспорный приоритет в построении ряда систем модальной логики принадлежит Рут Маркус (родилась в 1921 г.), профессору Йельского университета. Одним из крупнейших событий в современной философии и методологии науки стала книга «Структура научных революций» (1963) Т. Куна. Широкую известность получило неожиданное и неортодоксальное истолкование истоков новоевропейской философии, предложенное профессором Вашингтонского университета Р. Х. Попкином (1923–2005), который видит в философии Декарта прямой продукт кризиса скептицизма в послереформационную эпоху и считает, что на интеллектуальное развитие в Европе значительно больше повлияли Э. Роттердамский и М. Монтень, чем Коперник и Галилей. Ценный вклад в философию и методологию науки внес А. Грюнбаум (родился в 1923 г.), которому принадлежит иное, чем у Ньютона, представление о метрике пространства-времени, теоретико-множественный подход к апориям Зенона, альтернативное попперовскому обоснование критериев научности и многое другое (был избран президентом Американской ассоциации философии науки и Американской философской ассоциации). Крупным авторитетом в философии науки, философии воспитания, эпистемологии, философии языка и других областях признан И. Шеффтер (родился в 1923 г.), профессор Гарвардского университета. Концепция «здорового релятивизма» профессора университета Темпла Дж. Марголиса в области философии истории, культуры и искусства, отнюдь не сводясь к радикальному субъективизму, утверждает правомерность всякого осмысленного толкования художественного текста. В США выступил со своей концепцией эпистемологического анархизма и требованием отделения науки от государства П. Фейерабенд (1924–94).
Крупным авторитетом в области философии свободы, ответственности и права в 1970-х гг. стал профессор Принстонского университета Дж. Фейнбург (1926–2004). Основополагающими в философии языка и мышления признаны работы Н. Хомского. Сенсацией стали работы в области метафизики профессора Принстонского университета Х. Г. Франкфуртера, особенно парадоксальное истолкование им картезианской теории истины, нетривиальное решение таких ключевых проблем этики, как свобода воли, моральная ответственность и т. д. Фундаментальным признан вклад в философию права Р. М. Дворкина (родился в 1931 г.), профессора Йельского, а с 1969 г. — Оксфордского университета. Всеобщее внимание привлекло истолкование в духе крайнего платонизма центральных проблем философии языка и семантики профессора Нью-Йоркского университета Дж. Каца (родился в 1932 г.). Значительный вклад в интенсиональную логику в послевоенное время внес профессор Калифорнийского университета Д. Каплан (родился в 1933 г.). Наиболее серьезная попытка философского анализа науки с позиций феминизма (см. Феминистское движение) принадлежит профессору Массачусетсского технологического института Эвелин Фокс-Келлер (родилась в 1936 г.). Новые подходы к решению актуальных проблем эпистемологии предложил профессор университета Аризоны Э. Голдмэн (родился в 1938 г.). Профессор Принстонского университета Дж. Харман (родился в 1938 г.) предложил ряд недогматических и неожиданных решений некоторых важнейших проблем эпистемологии, философии языка, этики и других проблем. Значительные результаты в области философии языка, логической семантики и математической логики принадлежат С. А. Крипке. Книга «Хрупкость добра» (1986) профессора Гарвардского университета Марты Нуссбаум (родилась в 1947 г.), крупнейшего в США специалиста в области античной философии и философии искусства, — новый этап в философии морали. В настоящее время более четверти всех членов Американского философского общества — ученые еврейского происхождения.
2. В русской философии. До начала 20 века евреи фактически не принимали участия в становлении и развитии философии в России. Самым значительным и оригинальным течением в русской философии было религиозное, проникнутое духом православия (или христианства в широком смысле) и связанное с идеологией славянофильства. В этом течении евреям, естественно, не было места, хотя именно представители этого направления уделяли большое внимание философскому осмыслению «еврейского вопроса» (см. ниже). Не было евреев и среди представителей других философских направлений. Лишь в начале 20 века, когда русская философия вступила в период зрелости, в ней появились еврейские имена.
Среди философов религиозного направления выделяются С. Франк (принявший в 1912 г. крещение) и Л. Шестов, сохранивший верность своеобразно трактуемому иудаизму. Возрождению интереса к философским идеям славянофилов немало способствовали работы М. Гершензона. Среди представителей трансцендентально-логического направления в русской философии, группировавшихся вокруг журнала «Логос», видное место занимал С. Гессен (1887–1950; крещен в детстве, сын И. Гессена, с 1923 г. живший в эмиграции в Праге, с 1935 г. — в Польше). Ему принадлежат работы по социальной и политической философии («Проблемы правового социализма», журнал «Современные записки», 1925–27), этике («Трагедия добра в “Братьях Карамазовых” Достоевского», там же, 1928), педагогике и другие. До революции 1917 г. началась творческая работа М. М. Рубинштейна (1878–1953) — философа, психолога и педагога, автора трудов «Идея личности как основа мировоззрения» (М., 1909), «О смысле жизни» (часть 1, Л., 1927; часть 2, «Философия человека», М., 1927) и других. Проблемы философской теории познания разрабатывал С. Рубинштейн, защитивший в Марбургском университете докторскую диссертацию по философии «Исследование к проблеме метода» (немецкий язык, Марбург, 1914).
Философ и социолог Д. Койген (1879–1933) — уроженец Украины — жил до 1912 г. в Германии, затем вернулся в Россию; в 1921–25 гг. был профессором философии и социологии в Киевском университете. Снова уехал в Германию, где опубликовал несколько трудов, посвященных социологии культуры и, главным образом, еврейским темам. Некоторые из этих работ были опубликованы посмертно в книге «Родина Израиля» (на немецком языке, 1939). Койген стремился обрисовать своеобразие еврейского опыта в истории.
Среди представителей различных течений марксистской философии в дореволюционный период было немало евреев. Ортодоксальный диалектический материализм защищали Любовь Аксельрод и А. М. Деборин. Социальное учение марксизма стремились сочетать с различными вариантами позитивистской философии Я. А. Берман (1868–1933), критиковавший теорию диалектики («Диалектика в свете современной теории познания», М., 1908; «Сущность прагматизма. Новые течения в науке о мышлении», М., 1911), и П. С. Юшкевич (1873–1945), специалист по гносеологии, социальной философии, создатель оригинальной теории познания («эмпириосимволизм»). Берман и Юшкевич участвовали в сборнике «Очерки по философии марксизма» (СПб., 1908), который вызвал гневную реакцию В. И. Ленина.
Впоследствии эти философы должны были приспособиться к господствовавшей в Советском Союзе марксистско-ленинской ортодоксии.
3. В советской философии. После изгнания в 1922 г. из Советской России группы видных философов там была установлена монополия марксизма-ленинизма в философии. Марксизм-ленинизм превратился в главное идеологическое оружие режима. В этом процессе немалую роль сыграли партийные философы-евреи.
На первом этапе, примерно с начала 1930-х гг., ведущими защитниками марксистской ортодоксии в советской философии были получившие до 1917 г. образование в европейских университетах А. М. Деборин и Любовь Аксельрод (см. выше). Деборин возглавлял школу «диалектиков», которая уделяла большое внимание разработке теоретической системы диалектического материализма и серьезно подходила к изучению истории философии. В обстановке относительной свободы мнений в рамках марксизма, господствовавшей в советской философии в 1920-х гг., велись дискуссии между «диалектиками» и «механистами», отстаивавшими тесную зависимость философии от естествознания и принцип редукционизма. К «механистам» примыкала и Любовь Аксельрод. К «диалектикам» принадлежал, наряду с другими философами, Г. С. Тымянский (1893–1941), автор работ о философии Б. Спинозы, Ф. Бэкона и других мыслителей, труды которых он переводил на русский язык с обширными комментариями. Репрессированный в 1936 г., Тымянский погиб в заключении. Такова же была судьба философа и социолога С. Ю. Семковского (настоящая фамилия Бронштейн; 1882–1937), который первым в Советской России дал философское истолкование теории относительности А. Эйнштейна. Оригинальная трактовка марксизма Д. Лукачем навлекла на него обвинения в гегельянских ошибках.
С установлением в коммунистической партии личной власти И. В. Сталина господствующее положение в советской философии занял М. Б. Митин (1901–87), который сыграл исключительную роль в установлении на несколько десятилетий полного единомыслия в советской философии и превращении ее в идеологическое средство защиты режима И. В. Сталина и любых его акций, в том числе погромно-антисемитских. Митин родился в бедной еврейской семье в Житомире и стал там одним из организаторов комсомола; в 1929 окончил Институт красной профессуры и уже в 1930 г. стал главной фигурой кампании по идеологической и политической дискредитации тех, кто допускал собственную трактовку марксизма (А. М. Деборина, Н. А. Карева, Н. А. Бухарина, И. И. Скворцова-Степанова и других); затем, до конца жизни занимая руководящие посты в партийных, государственных и академических структурах (в 1939 г. наряду со многими другими отличиями получил звание академика, хотя нет никаких сведений, что он защитил не только докторскую, но и кандидатскую диссертацию), он беспощадно искоренял действительные или мнимые отступления от партийной линии в советской философии.
Кампанию 1930-х гг. по внедрению принципов партийности и классовости в естественные науки и математику, выявлению и обличению в трудах крупных ученых идеализма и других философских грехов возглавил А.(Э.) Кольман (1892–1979), сочетавший партийную работу в Советском Союзе и Чехословакии (после Второй мировой войны возглавлял в Чехословакии отдел пропаганды ЦК компартии) с работой в научных учреждениях, в том числе в Институте философии в Москве и Праге, Институте истории естествознания и техники АН СССР и т. д. В конце жизни, разочаровавшись в коммунизме, Кольман в 1976 г. эмигрировал в Швецию, где выпустил книгу воспоминаний «Мы не должны были так поступать». Значительную роль в перестройке истории философии в духе ленинско-сталинской партийности сыграл Б. Э. Быховский (1901–80), профессор ряда высших учебных заведений в Белоруссии, Средней Азии и Москве, автор выходивших большими тиражами пропагандистских брошюр («Враги и фальсификаторы марксизма», 1933; «Маразм современной буржуазной философии», 1947; «Эрозия вековечной философии», 1973, и других) и беллетризованных биографий великих философов прошлого, которых он уличал в недомыслии или злонамеренности («Людвиг Фейербах», 1967; «Джордж Беркли», 1970; «Кьеркегор», 1972, и других).
Одним из главных борцов за марксистско-ленинскую идейность и партийность в биологии был И. И. Презент (1902–69), член Академии сельскохозяйственных наук, ближайший сотрудник и интерпретатор Т. Д. Лысенко, сформулировавший основные философские установки так называемой мичуринской биологии («Теория Дарвина в свете диалектического материализма», 1932; «В содружестве с природой. И. В. Мичурин и его учение», 1948, и других). Он активно участвовал в разгроме генетики в Советском Союзе. В течение многих лет непоколебимыми охранителями марксистско-ленинской ортодоксии в советской философии были профессора Г. М. Гак (1893–1971), партийный философ-пропагандист («Личность и общество», 1941; «О коммунистической морали», 1951; «Марксизм-ленинизм о роли народных масс и личности в истории», 1954, и других); М. М. Розенталь (1906–75), по книгам и учебным пособиям которого («Марксистский диалектический метод», 1951; «Вопросы диалектики в “Капитале” Маркса», 1955; «Ленин и диалектика», 1963, и т. д.) готовили преподавателей диалектического материализма в советских вузах; Г. Е. Глезерман (1907–80), автор признанных образцовыми публикаций по историческому материализму («Базис и надстройка в советском обществе», 1954; «Основы общественного развития», 1960), с 1955 г. — руководитель кафедры диалектического и исторического материализма, а с 1967 г. — заместитель ректора Академии общественных наук при ЦК КПСС.
В те годы среди слушателей этого самого привилегированного партийного учебного заведения, как правило, не было евреев. В послевоенный период профессор Ленинградского университета В. И. Свидерский (1910–97) отстаивал плодотворность диалектико-материалистического подхода к решению проблем философской онтологии («Пространство и время», 1958; «О диалектике элементов и структуры в объективном мире и познании», 1962; «Неисчерпаемость материи. Бесконечное и конечное», 1981, и другие).
Единственным евреем, избранным с конца 1930-х гг. в АН СССР по специальности «философия», был Т. И. Ойзерман (родился в 1914 г.), специалист по истории философии, теории познания и метафилософии. Работы Ойзермана, посвященные классической немецкой философии и истории философии марксизма, содержат критику некоторых догматических положений советской историко-философской школы («Формирование философии марксизма», 1962; «Главные философские направления», 1971; «Философия Канта», 1974; «Диалектический материализм и история философии», 1979; «Историко-философское учение Гегеля» и другие).
Среди видных советских философов-евреев старшего поколения значительную группу составляли те, кто строго придерживался идеологических установок режима, но избегал по возможности участвовать в разоблачительных кампаниях и противостоял, благодаря профессиональному уровню своих публикаций и лекционных курсов, потоку пропагандистского невежества и откровенной безграмотности, который захлестнул кафедры философии, особенно в провинции. Среди них М. А. Леонов (Гуревич; 1902–52), профессор, заведующий кафедрой ряда московских вузов, по пособиям которого («Марксистский диалектический метод», 1947; «Очерк диалектического материализма», 1948) учились студенты философских факультетов советских университетов в первые послевоенные годы; Б. Г. Кузнецов (Шапиро; 1903–84), крупный ученый-экономист и энергетик, который в начале 1930-х гг. возглавлял Всесоюзный НИИ энергетики и электрификации (где разработал первый план единой высоковольтной сети на территории Советского Союза), а позднее стал ведущим специалистом в области истории, философии и методологии науки («Развитие научной картины мира в физике 17–20 веков», 1955; «Эйнштейн. Жизнь. Смерть. Бессмертие», 5-е изд., 1979; «Разум и бытие», 1974; «Идеалы современной науки», 1983, и другие); М. А. Лифшиц до конца жизни отстаивал принципы марксистской эстетики; М. Я. Ковальзон (1913–92), единственный еврей, оставшийся профессором на философском факультете Московского университета; в соавторстве с В. Ж. Келле написал наиболее серьезные с философской точки зрения учебные пособия и другие публикации по историческому материализму; М. С. Слуцкий (родился в 1922 г.), профессор, более четверти века руководил кафедрой философии Всесоюзного заочного политехнического института, автор ряда публикаций по проблемам философии науки и образования («Философия естествознания», в соавторстве, 1966; «Взаимосвязь философии и естествознания», 1973; «Наука и образование», 1980, и других).
Весьма значительная группа философов-евреев, не полемизируя открыто с официальными установками, эзоповым языком отстаивала не вполне ортодоксальные взгляды. Так, В. М. Богуславский (родился в 1908 г.), профессор ряда московских вузов, а затем Института философии АН СССР, внес заметный вклад в реабилитацию философского скептицизма как формы плодотворного свободомыслия («У истоков французского материализма и атеизма», 1964; «Скептицизм в философии», 1990; «Гносеология скептицизма и агностицизма», 1991, и другие). К этой же группе относится и З. А. Каменский (1915–1999), заведующий философской редакцией издательства «Советская энциклопедия», а затем старший научный сотрудник Института философии АН СССР, занимавший самостоятельные позиции по проблемам методологии философского познания («Вопросы методологии историко-философского исследования», 1970; «О некоторых специальных способах исследования философской школы», 1974, и другие), истории русской философии («Философские идеи русского Просвещения», 1971; «Русская философия начала 19 в. и Шеллинг», 1980; «Парадоксы Чаадаева», 1991, и других); М. С. Каган (1921–2006), специалист по эстетике и культурологии, профессор Ленинградского университета («Лекции по марксистско-ленинской эстетике», 1963–66, переведены на ряд иностранных языков; «Морфология искусства», 1972, переведена на иностранные языки; «Человеческая деятельность. Опыт системного исследования», 1974, переведен на словацкий язык; «Мир общения: проблема межсубъектных отношений», 1988, и другие), профессор Киевского университета Мария Злотина (родилась в 1922 г.), автор работ по проблемам гносеологии, категориальной структуре научного, в том числе философского мышления, отличающихся высокой философской культурой; профессор И. (О. О.) Яхот (родился в 1919 г., с 1973 г. в Израиле), специалист по философским проблемам социальной статистики, и другие.
Немало философов-евреев активно участвовало в антидогматическом движении, начавшемся в советской философии с конца 1950-х гг. с заметным ослаблением партийного контроля над исследованиями в области философии и методологии естественных наук. Важный вклад в утверждение свободомыслия в этой области внес Л. Б. Баженов (родился в 1926 г.), один из ведущих научных сотрудников Института философии АН СССР, которому принадлежит реабилитация принципа простоты как методологического регулятора построения научной теории, обоснование отказа от жесткого детерминизма в научном и философском мышлении, исследование общенаучного содержания и эвристические ценности принципа редукционизма и многое другое («Основные вопросы теории гипотезы», 1961; «Философия естествознания», 1966; «Строение и функции научной теории», 1978; «У истоков идеологизированной науки», совместно с М. Д. Ахундовым, 1989, и ряд других работ). Один из ведущих ученых Института философии АН Украины С. Б. Крымский (родился в 1929 г.) — автор оригинальных и основательных построений в области логики и методологии науки (в частности, анализа принципа соответствия). Значительные работы по информационному подходу к проблемам сознания и мозга, ценностно-смысловой структуры субъективной реальности и т. д. принадлежат Д. И. Дубровскому (родился в 1929 г.), старшему научному сотруднику Института философии АН СССР. Одним из первых с критикой представлений о кибернетике как лженауке выступил ведущий научный сотрудник Института философии и других исследовательских институтов Москвы профессор И. Б. Новик (родился в 1929 г.), который также разрабатывал идеи изофункционализма в моделях, оптимизации биосферы, распространения второго начала термодинамики на экологическую область, демократического глобализма как всеобщей перспективы и т. д. В области социальной философии, которая почти до конца 1980-х гг. оставалась под жестким идеологическим контролем, выделялись работы А. С. Ахиезера (1929–2007), в которых анализируется антиэнтропийная природа массовой человеческой деятельности, социальные и социокультурные последствия феномена урбанизации, специфика социокультурной динамики России.
С начала 1950-х гг. вводились ограничения при приеме евреев на философские факультеты университетов, поэтому среди младшего поколения советских философов (родившихся после 1930 г.) евреев было немного. В течение нескольких десятилетий явно неортодоксальные идеи в области философии высказывали лишь те, кто мирился с отсутствием легального статуса в этой сфере деятельности. Так, Я. Э. Голосовкер (1890–1967), талантливый филолог, знаток и переводчик античных авторов, плодовитый литератор, в 1930-х гг. подвергался репрессиям, в 1940-х гг. скитался, в последние годы жизни страдал психическим расстройством; из его философских трудов один — «Логика мифа» — вышел в свет спустя 20 лет после его смерти, а другой — «Имагинативный абсолют» — до сих пор не опубликован полностью. Лишь в самиздате и за рубежом публиковались философские сочинения Г. С. Померанца. Читателю в Советском Союзе было недоступно философское творчество А. Рубина (см. И. Рубин), переводчика фрагмента сочинения Маймонида «Наставник колеблющихся» (см. Маймонид). Оригинальная философская система И. Д. Левина (1901–84), работавшего в области юриспруденции и не пытавшегося опубликовать свои философские труды, напечатанные посмертно только в 1994 г. («Сочинения», тт. 1–2), еще ждет своей оценки. Философские экстраполяции внимательные читатели обнаруживали в работах историков М. Я. Гефтера, А. Я. Гуревича, литературоведа и специалиста по семантике Ю. М. Лотмана и некоторых других. Особое место в советской философии занимает В. С. Библер.
4. Западные философы о евреях. Отношение философов-неевреев к иудаизму и евреям нередко отражало господствовавшие в нееврейском обществе взгляды, а порой и способствовало формированию и укреплению этих взглядов и тем самым оказывало влияние на судьбу еврейского народа. Иногда философы высказывали взгляды, диаметрально противоположные взглядам большинства их современников-единоверцев. На отношение христианского мира к евреям немалое влияние оказали писания отцов церкви. Один из наиболее чтимых отцов церкви западного христианства Августин, подобно другим христианским авторам своего времени (4–5 вв.), решительно отвергал иудаизм «после Христа» в своем «Трактате против иудеев», однако в некоторых своих сочинениях (например, в комментарии на Псалмы) выражал отчасти положительное, миссионерское отношение к евреям, которые в конце концов должны будут понять и принять истину христианства; эта позиция резко отличается от непримиримо антиеврейских высказываний современника Августина Иоанна Златоуста (см. Отцы церкви). Большинство доктрин Августина чуждо и даже противоположно традиционным еврейским учениям (например, идеи первородного греха и предопределения), однако в его учении различимо и еврейское влияние, проистекающее из общего библейского источника и эллинистической еврейской философии (Филон Александрийский), неоплатонический характер которой близок воззрениям Августина. Теология истории, развитая Августином в сочинении «О граде Божием», содержит некоторые традиционные эсхатологические и апокалипсические элементы и подчеркивает универсальную религиозную миссию еврейского народа в истории. Августин более других отцов церкви изучал, цитировал и комментировал Ветхий завет. Библейская история как история «народа Божьего» составляла основу философии истории Августина; из Библии Августин заимствовал деление мировой истории на три периода. Он подчеркивал важность знания иврита для понимания Писания, хотя сам он почти не знал языка Библии и иногда обращался к евреям за помощью в толковании библейского текста. Вместе с тем он осуждал Иеронима за предпринятую тем попытку нового перевода Библии. Эта временная оппозиция делу Иеронима, по-видимому, проистекала из общей враждебности Августина к иудаизму и евреям, которых он обвинял в непонимании или умышленном искажении Библии («Трактат против иудеев»).
Мысль Августина наложила отпечаток на отношение большинства христианских философов средневековья к евреям. Виднейший католический философ Фома Аквинский (13 в.), который был хорошо знаком с сочинениями еврейских философов, особенно Шломо Ибн Габирола (Авицеброна), которого он считал мусульманином, и Маймонида, и заимствовал из еврейских источников большинство доказательств бытия Божия, неоднократно высказывался по вопросу об отношении христиан к евреям. В небольшом трактате «De regimine Judaeorum» («О положении евреев») он утверждает, что евреи за свой грех осуждены на вечное рабство, поэтому государи могут рассматривать их имущество как свою собственность, с той лишь оговоркой, что не следует лишать евреев средств, необходимых для поддержания жизни. Поскольку евреи нажили свою собственность «вредной практикой ростовщичества», Аквинат советовал властям вернуть эти деньги христианам, которые вынуждены были прибегать к услугам ростовщиков, либо потратить их на «благочестивые цели». Фома Аквинский считал, что желательно заставлять евреев работать, а не позволять им заниматься ростовщичеством. Он также настаивал на ношении евреями отличительного знака. Вместе с тем Аквинат решительно осуждал крещение насильственное, в частности еврейских детей против воли их родителей, как нарушение естественной справедливости. Цитируя Августина, он заявлял, что человека можно принудить поступать против его воли, но вера дается лишь тем, кто желает этого. Считая евреев «слугами казны» («servi camerae»), Аквинат полагал, что государи не могут поступать с ними по произволу; он подчеркивал, что естественный закон защищает «слуг» от чрезмерных притязаний государя.
В эпоху Возрождения особый интерес многих христианских мыслителей привлекала каббала. Изменению отношения европейских мыслителей к евреям немало способствовали труды христианских гебраистов (см. Гебраистика). В эпоху освобождения западной философии от духовного диктата церкви важную роль в формировании критического отношения к иудаизму и Библии сыграл «Богословско-политический трактат» Б. Спинозы. Английские деисты 17–18 вв., резко критиковавшие все «религии откровения», тем не менее отдавали христианству предпочтение перед иудаизмом, который считали исключительно национальной обрядовой религией, чуждой общечеловеческой морали. Деистская критика Библии способствовала упрочению антиеврейских стереотипов в сознании видных представителей европейской мысли, в первую очередь французских просветителей Вольтера и П. А. Гольбаха (см. Антисемитизм; Деисты). Эти стереотипы были усвоены и классиками немецкого идеализма в эпоху Просвещения и эмансипации.
Эпоха Просвещения, когда еврейство стран Западной Европы вышло из социальной изоляции и начало играть активную роль в жизни этих стран (см. Хаскала; Эмансипация; также Израиль. Народ в диаспоре), нашла отражение в противоречивых взглядах её крупнейших мыслителей на иудаизм и еврейский народ. В этих взглядах идеалы равноправия и свободы часто сочетались с глубоко укорененными антиеврейскими предрассудками.
Отношение И. Канта к иудаизму и еврейскому народу (он не разделял эти понятия) выражено главным образом в трех произведениях позднего периода: «Религия в пределах только разума» (1793), «Спор факультетов» (1798) и «Антропология с прагматической точки зрения» (1798). Общепризнанный к тому времени авторитет крупнейшего философа эпохи и создателя этического учения, согласно которому следует всегда относиться к человеческой личности как к цели, а не только как к средству, придали исключительный вес суждениям Канта по еврейскому вопросу. Эти суждения были неизменно отрицательными и сводились почти исключительно к опровержению какой-либо ценности еврейского вклада в западную культуру.
Концептуальной основой этих суждений служит развитое Кантом в книге «Критика практического разума» учение о моральном законе, защищенном от всякого влияния чувственности, о разуме как единственном источнике и законодателе истинной морали. Полностью сводя религию к морали, Кант отвергает иудаизм уже за его притязания на богооткровенное происхождение. Еврейскую религию он отвергает еще и потому, что приписывает ей полное безразличие к нравственному поведению и моральному образу мыслей человека. Он утверждает, что иудаизм — это, собственно, вообще не религия, а «объединение массы людей под началом чисто политических законов, где хоть и почитается имя Бога, но главным образом как светского правителя, который не требует от своих подданных совести и не имеет к ней никаких претензий» («Религия в пределах только разума»). Кант отказывается признать достижением иудаизма и провозглашение десяти заповедей; признавая, что они имеют определенное этическое значение для разума, Кант приписывает еврейской религии требование лишь внешнего их исполнения и отсутствие интереса к тому, лежит ли в основе этого моральный образ мыслей (без чего, согласно кантовской концепции категорического императива, нельзя говорить о соблюдении морального закона). Парадоксальным образом кантовская концепция перекликается со взглядами Маймонида на значение мотивов соблюдения неевреями Ноевых сынов законов (см. также Хасидей уммот ха-‘олам).
Согласно Канту, не следует придавать большого значения и тому, что именно в иудаизме человечество впервые возвысилось до веры в единого Бога. Даже язычество древней Греции предпочтительнее еврейского монотеизма, ибо, как утверждает Кант, каждый из многочисленных обитателей Олимпа удостаивал, в отличие от единого еврейского Бога, благоволения лишь того, кто всем сердцем принадлежал к добродетели. В то же время Кант одобрял сформировавшийся под влиянием иудаизма монотеизм ислама.
Кант настаивал на полном отмежевании христианства как истинно моральной религии от иудаизма как религии, сводящейся к одной только внешней обрядности и формальному соблюдению правил. По Канту, иудейская вера со всеобщей религиозной верой, какой в его системе выступает христианство, «в целом и по существу совершенно не имеет никаких точек соприкосновения, то есть не состоит ни в каком единстве по понятиям, хотя она ей предшествовала и для основания христианской церкви дала физический повод». Подвергая критике и историческое христианство, Кант выводит все его пороки из сохраняющейся в нем привязанности к иудаизму. Он считает прискорбной ошибкой то, что библейскую историю включают в христианское вероучение. В подтверждение этого мнения он ссылается на М. Мендельсона, который отклонял предъявляемые еврею требования перемены веры, ссылаясь на то, что «иудейская вера даже по признанию самих христиан составляет нижний этаж, на котором как верхний покоится христианство, и данное требование было бы равносильно требованию сломать нижний этаж, чтобы поселиться в верхнем».
Кант категорически утверждает, что еврейский народ сам повинен в жестоких гонениях, которым его подвергали другие народы. Ведь, по его словам, «... иудейство отказало всему роду человеческому в общении, считая себя особым народом — избранником Иеговы, народом, который ненавидел все прочие народы и поэтому был ненавидим каждым из них» — и далее, — «... иудаизм уже в своей первоначальной организации — поскольку этот народ с помощью всевозможных, отчасти мучительных, обрядов должен был быть обособлен от всякого смешения с ними, — навлек на себя упрек в человеконенавистничестве».
Недвусмысленную оценку, которая выходит за рамки философской концепции, Кант дал современной ему еврейству в последней из опубликованных при его жизни работ «Антропология с прагматической точки зрения». Кант назвал в этой статье евреев «народом обманщиков», их религию — «старым суеверием». Накопление значительных средств в руках евреев Кант объяснил выгодным для караванной торговли положением древней Палестины. После разрушения Иерусалима римлянами еврейские купцы «... постепенно распространились по более отдаленным странам вместе со своим языком и своей верой, оставаясь связанными между собой и в тех странах, куда они переселились...» Рассеяние евреев по всему миру Кант рекомендовал «... рассматривать не как исполнение проклятия, поразившего этот народ, а, скорее как благословение их, тем более, что их богатство в расчете на одного человека в настоящее время превосходит, вероятно, богатство каждого другого одинакового по численности народа».
Таким образом, Кант разделял антиеврейские предрассудки, свойственные большинству его современников-христиан и деистов. Вместе с тем И. Кант высоко ценил некоторых своих современников-евреев: М. Херца (1747–1803), официального оппонента на защите его диссертации в 1770 г., Ш. Маймона и особенно М. Мендельсона, с которым состоял много лет в дружеской переписке.
Отношение И. Г. Фихте к евреям и иудаизму было сложным. Фихте выражал глубокое уважение к Библии, содержащей, по его словам, «выводы, к которым вся философия должна в конце концов вернуться» («Основа общего наукоучения», 1794). В то же время он решительно отвергал еврейскую религию. В сочинении «Опыт критики всяческого откровения» (1792) он утверждал, что Талмуд содержит «смехотворно детские понятия о Боге». Фихте был противником предоставления гражданских прав евреям, пока евреи отвергают всеобщую любовь к человечеству и пока у них (как полагал Фихте) приняты два моральных закона — один для евреев и другой — для неевреев. Проводя различие между правами человека и гражданина, Фихте утверждал в одной из работ, посвященных французской революции, что «права человека должны быть предоставлены им [евреям], хотя они и не предоставляют их нам, ибо они люди, и их несправедливость не дает нам права уподобляться им; но им не следует предоставлять гражданских прав, пока у них остается хотя бы одна еврейская идея».
Несмотря на свое общее отрицательное отношение к евреям, Фихте высоко ценил отдельных философов-евреев, особенно Ш. Маймона, которого называл «одним из величайших мыслителей нашего времени».
Г. Гегель оказал значительное влияние на отношение немецких и вообще западных интеллектуалов к иудаизму и евреям. В контексте созданной им системы абсолютного идеализма оценки, которые он давал еврейской религии и ее приверженцам, находились в тесной зависимости от его взглядов на христианство. Откровенно антиеврейские высказывания более характерны для ранних работ Гегеля (примерно до 1796 г.), когда он характеризовал христианство как религию рабов, чуждую, в отличие от религии древних греков и римлян, истинно народному духу. В связи с этим он еще более резко высказывался об иудаизме, в лоне которого зародилось христианство. В так называемых «Ранних теологических сочинениях», не предназначавшихся к публикации, Гегель греческую народную религию, в которой Божество имманентно, как красота, противопоставлял еврейской и, в известной степени, христианской книжной религии. По Гегелю, евреи, создав представление о трансцендентном Боге, неумолимом властителе и законодателе, жестоко карающем малейшее неповиновение, обрекли себя на судьбу народа с рабской психологией, которому присущи такие черты, как трусость, пассивность, эгоизм, паразитизм, злорадство, ненависть к ближнему и т. п. Позднее, когда Гегель поместил христианство на высшую ступень саморазвертывания абсолютного духа в форме представления, он признавал достоинства иудаизма, который характеризовал как первый этап возвращения абсолютного духа к самому себе. На этом этапе Гегель ставил в упрек иудаизму не причастность к зарождению христианства, а, напротив, нежелание полностью идентифицироваться с ним. Так, в более позднем произведении «Феноменология духа» (1807) Гегель писал, что народ Израиля остается самым презренным из народов потому, что стоял непосредственно перед вратами спасения, но не вошел в них. Этим и подобными суждениями самые радикальные из его учеников, в частности Б. Бауэр (см. Младогегельянцы), философски обосновывали резко отрицательную позицию по отношению к еврейской эмансипации, хотя сам Гегель недвусмысленно высказывался за предоставление равноправия евреям.
Зрелый Гегель более положительно оценивал иудаизм, который, в отличие от греческого эстетического политеизма, с самого начала демифологизировал религию. В иудаизме Бог абсолютно трансцендентен, а человек и природа пребывают вне Бога. Ценой этого отказа от божественности человека стала, согласно Гегелю, невозможность для еврея любви к Богу; еврей может лишь в страхе служить далекому, святому Богу. Отсюда вытекает повиновение закону и надежда на воздаяние в будущем. Поэтому еврейский народ, в отличие от греко-римского мира, стремившегося сделать свою правду универсальной, должен упорно хранить свою обособленность.
Зрелая мысль Гегеля, устремленная к всеобщему примирению противоположностей и сознательно окрашенная в христианские тона, отвергала абсолютную оппозицию иудаизма идолопоклонству. Суждения Гегеля об иудаизме ограничивались библейской религией, игнорируя раввинистический иудаизм. Гегель высоко ценил философию Спинозы, в которой усматривал еврейский принцип в новой философии.
Философия Гегеля оказала влияние на таких еврейских мыслителей-ортодоксов, реформаторов и сионистов, как Ш. Р. Гирш, Шмуэль Гирш (см. Философия еврейская) и М. Гесс. О влиянии Гегеля на еврейских мыслителей см. Философия еврейская. В еврейской философии самым видным гегельянцем был Н. Крохмаль.
Враждебной иудаизму была философия А. Шопенгауэра. Монотеизму и историческому оптимизму иудаизма Шопенгауэр противопоставил граничащий с атеизмом волюнтаризм в метафизике и пессимизм в этике. Противоречивым было отношение к евреям философии Ницше.
Ж. П. Сартр в эссе «Размышления о еврейском вопросе» (1946) рассматривал антисемитизм как невротический комплекс нееврея, боящегося самого себя и своего сознания. В качестве решения еврейского вопроса Сартр предлагал полную ассимиляцию, однако накануне провозглашения Государства Израиль он писал, что это решение может быть достигнуто лишь в бесклассовом обществе, а поэтому «нужно приветствовать создание независимого Государства Израиль, которое придаст силу закона надеждам и борьбе евреев во всем мире». В статье, напечатанной в «Ал ха-мишмар» (1966), Сартр писал, что еврей, не скрывающий своего еврейства («подлинный еврей»), не обязан ехать в Израиль. После Шестидневной войны Сартр писал, что победа Израиля — это победа лишь в одном сражении; она не обеспечивает безопасности Израиля. В арабо-израильском конфликте, по мнению Сартра, обе стороны выдвигают справедливые требования. На страницах своего журнала «Тан модерн» Сартр предоставлял равное место выразителям взглядов обеих сторон. В 1971 г. Сартр выступал в защиту евреев Советского Союза, в частности, осужденных на ленинградском процессе (Советский Союз. Евреи в Советском Союзе в 1967–85 гг.).
5. Русские философы о евреях. Славянофилы, положившие начало самому значительному и оригинальному течению в русской философии, создали историософскую схему, построенную по образцу еврейского мессианства. В этой схеме русский народ как хранитель истинной веры — православия — наделялся статусом избранного народа. Традиционный христинский антииудаизм дополнялся мессианскими претензиями, которые противопоставлялись мессианским чаяниям еврейства.
Уже в публицистике А. Хомякова появляются некоторые характерные для антисемитизма мотивы (см. Русская литература. Русская литература 1-й половины 19 в.). В статьях последнего крупного представителя ортодоксального славянофильства И. Аксакова выражено резко отрицательное отношение к идее эмансипации евреев, причем в условиях пореформенной России религиозные мотивы дополнялись экономическими: тезис о непримиримой враждебности евреев христианству — тезисом об эксплуатации русского народа евреями. В еврейских погромах начала 1880-х гг. И. Аксаков увидел «справедливое проявление народного гнева» против гнета евреев, стремящихся к «всемирному владычеству».
Отношение философии Ф. Достоевского к евреям отражало сформировавшееся в славянофильской школе антиеврейские стереотипы, хотя и не сводилось к ним, отличаясь большей глубиной и проницательностью.
Резким контрастом взглядам славянофилов стали посвященные еврейскому вопросу статьи В. Соловьева, христианский универсализм которого сделал его убежденным врагом антисемитизма и одним из самых последовательных друзей еврейства в истории русской мысли.
Оппонент мистической философии В. Соловьева, философ-гегельянец Б. Чичерин, консервативный либерал в политике, оспаривал доводы антисемитов и выступал в защиту равноправия евреев.
Взгляды представителей так называемого русского религиозного ренессанса начала 20 в. (Н. Бердяев, С. Булгаков) сформировались под влиянием идей В. Соловьева, однако иная историческая обстановка способствовала проникновению в них некоторых элементов христианского антииудаизма.
Для мыслителей русского религиозного ренессанса, совершивших переход «от марксизма к идеализму», а затем — к религиозной философии, характерна известная двойственность в отношении к евреям. Отстаивая свободу совести, выступая за гражданское и политическое равноправие евреев, эти мыслители, вслед за славянофилами, подчеркивали непримиримость православия и иудаизма. Активное участие евреев в русском революционном движении стало для этих мыслителей, отталкивавшихся от материалистического мировоззрения революционной интеллигенции, источником представлений о еврейском происхождении современного социализма, в котором они усматривали новую форму «иудейского хилиазма». В произведениях Н. Бердяева, написанных накануне его высылки (вместе с другими философами) из России в 1922 г. («Смысл истории», Берлин, 1923; «Философия неравенства», Берлин, 1923), судьбе еврейства уделяется исключительное внимание. Идея истории как процесса, направленного к иному, лучшему будущему, согласно Бердяеву, была принесена в мир евреями. Специфическая идея, свойственная еврейскому народу, — идея мессианства. К. Маркс, согласно Бердяеву, перенес мессианскую идею, которая была распространена на еврейский народ как избранный народ Божий, на класс, пролетариат, и он стал избранным народом, призванным освободить и спасти мир. Поскольку, согласно Бердяеву, еврейская религия не знает идеи личного бессмертия, евреи всегда стремятся к осуществлению царства Божьего на земле, к созданию справедливого общества. Отсюда вытекает склонность евреев к революционному социализму. Как и В. Соловьев, Бердяев усматривает источник трагедии еврейского народа в том, что народ, страстно ожидавший Мессию, не принял Мессию распятого. Бердяев говорит о двойственности еврейского мессианизма, который, с одной стороны, обращен к Мессии, а с другой — требует принудительно-революционного осуществления правды на земле. Бердяев верит лишь в религиозное решение «еврейского вопроса», которое, по его мнению, возможно лишь в эсхатологическом плане — в конце времен. В пределах истории еврейский вопрос неразрешим. Бердяев называет сионизм самым благородным течением в еврействе, однако полагает, что «он бессилен разрешить еврейский вопрос». Решительно осуждая расовый антисемитизм, Бердяев считает, что он «заражается тем ложным еврейским духом, против которого он восстает».
Столкнувшись с грубым антисемитизмом в русской эмиграции, а затем и с гитлеровским расизмом, Бердяев стал особенно подчеркивать несовместимость христианства с антисемитизмом; он доказывал несостоятельность всех расхожих доводов антисемитизма; участие евреев в борьбе за более справедливый общественный строй он стал считать их заслугой.
По-прежнему утверждая, что судьба еврейства разрешима лишь в эсхатологической перспективе, Бердяев настаивал на обязанности христиан относиться к евреям так, как этого требуют принципы христианской религии, исповедуемой ими лишь формально («Христианство и антисемитизм», П., 1938).
Взгляды С. Булгакова на еврейство были в общем близки к взглядам Н. Бердяева, однако Булгаков, более Бердяева укорененный в церковной традиции и принявший священнический сан, испытал в большей мере влияние христианского антииудаизма, в частности, влияние взглядов весьма близкого ему П. Флоренского (см. ниже).
В статье «Карл Маркс как религиозный тип» (1906) Булгаков упрекает К. Маркса в том, что он, отвергая религиозное понимание еврейского вопроса, впал в «своеобразный, не только практический, но даже и религиозный антисемитизм». Маркс, по словам Булгакова, «поднял руку на мать, холодно отвернулся от вековых ее страданий, духовно отрекся от своего народа». Вместе с тем, в этой статье содержится утверждение, будто мировая роль еврейства в истории капитализма есть лишь эмпирическая оболочка своеобразной религиозной психологии еврейства. Это утверждение дополняется, однако, едва ли совместимым с ним утверждением о том, что «социализм — это рационалистическое, переведенное с языка космологии и теологии на язык политической экономии переложение иудейского хилиазма» («Апокалиптика и социализм», 1909–10).
Эта идея, впоследствии подхваченная Бердяевым, была впервые сформулирована Булгаковым вскоре после революции 1905 г. Ему же принадлежит уподобление марксизма еврейскому мессианству, в котором роль избранного народа передана пролетариату. В статье «Сион» (сборник «Щит», М., 1915; см. Русская литература. Русская литература начала 20 в.) Булгаков приветствовал идею сионизма, связывая с ее будущим осуществлением надежду на обращение евреев в христианство. В сочинениях Булгакова после революции 1917 г. усиливаются антиеврейские мотивы; в этот период, по некоторым сведениям, Булгаков был готов даже допустить подлинность «Протоколов сионских мудрецов».
Во время Второй мировой войны Булгаков, живший в Париже, написал статьи «Гонения на Израиль» и «Расизм и христианство» (1941–42), в которых, наряду с бескомпромиссным осуждением нацистского антисемитизма, содержатся и характерные для антисемитской пропаганды утверждения о том, что «отвергший Христа Израиль вооружается орудием князя мира сего, занимает его престол». Булгаков повторяет свои старые утверждения о том, что «власть денег, мамона, является всемирной властью еврейства», и в то же время «сыны Израиля оказываются в ряду вдохновителей безбожного материалистического социализма наших дней», который, по мнению Булгакова, есть лишь «другое проявление власти князя мира сего». По-видимому, эти граничащие с вульгарным антисемитизмом утверждения Булгакова помешали публикации его статей сразу после войны, когда были еще свежи впечатления от Катастрофы европейского еврейства. Опубликованы они были значительно позже, посмертно, в 1970–80-х гг. в журнале «Вестник Русского студенческого христианского движения», а затем в сборнике статей С. Булгакова «Христианство и еврейский вопрос» (Париж, 1991).
Особое место в русской философии занимает В. Розанов, чья подлинная одержимость «еврейским вопросом» выражалась то в необузданно юдофобских статьях, то в восторженных панегириках еврейству.
Антисемитские настроения Розанова в немалой степени поддерживал П. Флоренский, чье «стилизованное православие» (Н. Бердяев) сознательно старалось воспроизводить самые архаичные черты христианской юдофобии. Влияние П. Флоренского в разной степени испытали многие представители русской религиозной философии, в том числе С. Булгаков (см. выше), а позднее — А. Лосев, прямо выводивший марксистский материализм и социализм из талмудического иудаизма и каббалы.
П. Струве, подобно Н. Бердяеву и С. Булгакову проделавший путь «от марксизма к идеализму» и пытавшийся создать идеологию русского национал-либерализма, отвергал как антисемитизм, так и филосемитизм, противопоставляя ему идею «асемитизма», то есть отрицания каких-либо национальных чаяний еврейства. Струве обвинял сионистов в сознательном отталкивании от русской культуры. Сионисты, по его мнению, искусственно придумали идею еврейской национальной особенности. По мнению Струве, несмотря на всю силу отталкивания широких слоев русского населения от евреев, «из всех инородцев евреи нам всех ближе, всего теснее с нами связаны» (сборник «Patriotica», СПб., 1911). После революции 1917 г. П. Струве, проделавший эволюцию к монархизму и оказавшийся в эмиграции, опубликовал статью «Изнутри» («Русская мысль», 1920), посвященную сборнику «Россия и евреи» (см. Д. С. Пасманик), в которой изложил свой общий взгляд на еврейский вопрос. Струве утверждал, что в известном смысле еврейский вопрос возникает только с его правовым разрешением. Предоставление равноправия евреям не сопровождалось их подлинной ассимиляцией в чужих национальных средах. Равноправие может сочетаться либо с духовной цельностью (традиционализмом), либо с духовным распадом (радикализмом) еврейства. Согласно Струве, трагедия революционного или радикального еврейства состоит в отказе от еврейской духовной самобытности «ради водительства, более или менее призрачного, в мировом революционном движении и, в частности, в революционном разрушении России». В этом утверждении отразилась идейная эволюция Струве, его переход в правый лагерь, усвоение господствовавших в этом лагере антиеврейских стереотипов. Сторонником ассимиляции евреев был и оппонент Струве, историк и лидер партии кадетов П. Милюков, придерживавшийся позитивистских взглядов в философии.
Среди философствующих идеологов революционной интеллигенции ярым антисемитом был М. Бакунин (см. Анархизм). С большим пониманием и сочувствием относился к национальным чаяниям евреев идеолог революционного народничества П. Лавров. Крупнейший теоретик ортодоксального марксизма Г. Плеханов был равнодушен к национальным стремлениям еврейства, в том числе еврейского пролетариата. Выступая против Бунда, он называл его сторонников «сионистами, боящимися морской болезни». Некоторые историки полагают, что Плеханову не был чужд обычный антисемитизм.
В. Ленин в статьях, написанных до 1917 г., отрицал само существование еврейской нации и утверждал неизбежность и прогрессивность еврейской ассимиляции. Его взгляды разделяло большинство теоретиков российской социал-демократии (см. Социализм). Философские ревизионисты в рядах российской социал-демократии (А. Богданов, А. Луначарский и другие) проявляли большую гибкость в подходах к еврейскому вопросу, признавая евреев нацией. Аналогичный подход демонстрировали теоретики партии социалистов-революционеров (В. Чернов и другие).
Историк и философ Г. Федотов, отмечавший в статьях, написанных в эмиграции, что еврейство наложило на моральный облик русского революционера «резкий и темный отпечаток» («Трагедия интеллигенции», журнал «Версты», №2, Париж, 1927), в то же время протестовал против антисемитских попыток возложить на евреев вину за революцию. Во время Второй мировой войны Федотов опубликовал в «Новом журнале» статью «Новое на старую тему (к современной постановке еврейского вопроса)». В ней он отмечал, что антисемитизм — естественный спутник фашизма. Еврейство, согласно Федотову, было одной из немногих сил, которыми держалось единство европейской культуры. «Когда какая-либо нация хочет насильственно оборвать все связи, которые соединяют ее с человечеством, она прежде всего находит евреев и мстит им». Федотов указывает, что идеология ассимиляции потерпела крах; происходит национальное возрождение еврейского народа. Сионизм, по мнению Федотова, может быть лишь частичным решением задачи сохранения еврейской национальности, а подлинное решение может быть только религиозным. Федотов, как и другие представители русской религиозной философии, верит в то, что религиозное возрождение в еврействе должно в конце концов привести еврейский народ к принятию христианства.
Послереволюционным продолжателем славянофильской традиции был Л. Карсавин, чья статья «Россия и евреи» («Версты», №3, 1928) содержит попытку противопоставить религиозно-национальное еврейство его денационализированной и ассимилированной «периферии» — интернационалистам и революционерам. Считая, однако, еврейскую религию самым страшным и сильным врагом христианства, Карсавин уповал на обращение евреев и полагал, что это обращение может свершиться лишь при активной помощи «православного народа». Он считал, что еврейский народ должен стать равноправным членом евразийской федерации, и относился скептически ко всякому территориальному решению еврейского вопроса, в том числе и к сионизму.
А. Штейнберг в своем «Ответе Л. П. Карсавину» показал, что отношению русского философа к еврейству присуща двойственность, проистекающая из убеждения в неустранимости антииудаистского настроения в христианстве. Эта двойственность в той или иной мере характерна для всей русской религиозной философии.
См. также Философия еврейская.